[14]
, отчего многие получали тяжелые травмы, а иногда и умирали. С другой стороны, 
эму, например, лягается, как дикий осел, и от его пинка человек может 
перелететь через шканцы.

Но хотя человек первым делом, только появившись на свет, вооружился, нам не 
следует вслед за циниками и гуманистами полагать, что с самого его недавнего 
появления на арене Творения, или, скорее, на подмостках жизни, начался 
постоянный процесс разрушения. Огромные млекопитающие третичного периода, 
предшествовавшие человеку, — гоплотерий, дейнотерий и другие «терии» — задолго 
до него превратили Землю в арену постоянного кровопролития, и скромный вклад 
человека мог разве что сделать эту жуткую картину еще чуть-чуть ужаснее. И даже 
в наши дни хищные рыбы, не имеющие совершенно никакого представления о 
бесчеловечном обращении людей друг с другом, демонстрируют не меньше свирепости,
 чем самые дикие и необузданные представители рода человеческого.
Первобытный человек — животное, возникшее после третичного периода, — самими 
условиями своего существования и среды был обречен на жизнь воина: он должен 
был постоянно нападать, чтобы добыть пищу и защищаться, чтобы сохранить жизнь. 
Улисс патетически заявляет:


Меж всевозможных существ, которые дышат и ходят

Здесь, на нашей земле, человек наиболее жалок
[15]
.



То же ощущение встречается и в «Илиаде», а пессимист Плиний пишет: «Человек 
есть единственное животное, которое может плакать».
Путь восхождения этих несчастных, не имевших ни «ума», ни «души», представлял 
собою непрерывную военную кампанию против голодных зверей и таких же 
«родственников»-дикарей. Мир всегда был для них не более чем краткой передышкой.
 «Золотой век» поэтов — лишь сказка. Существование наших далеких предков 
представляло собой в полном смысле слова битву за жизнь. Развитие искусств и 
технологии направлял тогда, как и сейчас, Его Величество Желудок, а война была 
естественным состоянием человечества, от которого по большей части и зависел 
прогресс, продвижение от низшей к высшей стадии развития. Как современные дети, 
беспомощные и не умеющие говорить, Первобытные люди, как и все животные того 
периода, обладали только инстинктами, необходимыми для самосохранения в 
благоприятных условиях. Мысль, которую не развивают, творит немногое; мозг не 
порождает идей: он лишь комбинирует их и развивает все новое способом дедукции. 
То же самое происходит и в языке — ономатопея, имитация звуков природы, 
изначальная речь человечества, все еще продолжает существовать; а к ней уже мы 
добавляем наши более живописные и оживленные выражения. Но, несмотря на всю 
слабость человека, лучший учитель — необходимость — все время заставлял дикаря 
и варвара делать из опасного безопасное, создавать комфорт из его 
противоположности.
Человек, вынужденный вооружаться самой природой, несет с собой два великих 
начала — умение подражать и стремление к прогрессу. И то и другое — странные 
свойства, у животных они находятся в зачаточном состоянии. Способность человека 
к языковой речи наряду с постоянным развитием букв и письменности вообще 
позволили ему накапливать для себя и передавать другим опыт, достигнутый 
посредством чувств, который, будучи полученным однажды, таким образом, никогда 
уже не терялся. Дикарь собирал и применял к настоящему и будущему накопленную 
мудрость прошлого, хотя, конечно, неизмеримо в меньшей степени, чем 
цивилизованный человек.

Способность к подражанию, это замечательное преимущество двуногих, лишенных 
врожденных приспособлений, над четвероногими, приучило первых с детства 
заимствовать ad libitum
[16]
и не отдавать взамен ничего или почти ничего. Будучи практически 
охотником-одиночкой, человек был обречен на сражения и погони; на то, чтобы 
уничтожать других ради того, чтобы выжить самому и дать выжить своей семье. Это 
было столь постоянным и всеобъемлющим условием его существования, что все 
остальные цели оказывались менее значительными. Став пастухом, человек 
продолжал сражаться со зверьем и другими людьми за то, чтобы сохранить и 
приумножить свои стада; поднявшись до уровня земледельца, он еще больше стал 
нарушать мир, будучи влеком жаждой наживы, амбициями и инстинктивными 
стремлениями.

Но не существует абсолютной точки водораздела, по крайней мере, в том, что 
касается материальных предметов, которой была бы отмечена заря нового 
«творческого периода»; и Homo Darwiniensis, созданный этим Аристотелем нашего 
времени, величайшим из натуралистов Англии, напрямую связан с Homo Sapiens. 
Есть много животных и птиц, способных к подражанию, но их способности всегда 
естественным образом ограничены. Более того, это всего лишь «инстинктивные» 
действия, которые невозможно развивать, в противоположность «размышлению» как