простите меня, мне так жаль, мне так ужасно жаль, что, когда онемение дойдет до 
хирургической раны, где была грудь, я не смогу сделать так, чтобы она онемела...
 совсем онемела. В том месте, где была операция, будет ощущаться сильный укус 
комара, будет чесаться”.
        “Очень хорошо, — сказала больная, — мне гораздо лучше по сравнению с 
тем, как раньше болело, комариный укус я потерплю”. Я извинился, что не смог 
избавить ее от комариного укуса, но она все продолжала меня уверять, что не 
имеет ничего против комариного укуса.
        Я часто навещал ее. Она даже прибавила в весе и прекратила свои 
причитания. Я ей сказал: “Под гипнозом время можно исказить так, что день будет 
пролетать мгновенно, и перерыв между моими посещениями покажется вам очень 
коротким”. Я приходил к ней раз в месяц.
        В апреле она попросила меня: “Доктор, перед смертью мне хотелось бы 
хоть еще раз обойти весь дом, заглянуть в каждую комнату и посмотреть на все. И 
еще, мне хотелось бы в последний раз самой сходить в туалет”.
        Я зашел к ее лечащему врачу и попросил показать мне последние 
рентгеновские снимки. Он поинтересовался, зачем они мне. Я объяснил, что 
больная хочет пройтись по дому. “Но у нее метастазы подвздошной кости, тазовых 
костей и позвоночника. Боюсь, попытка закончится переломом обоих тазобедренных 
суставов”, — возразил он. “Ну, а если бы не все это, она могла бы встать и 
обойти дом?” — спросил я. “Думаю, могла бы”.
        Я сказал поциентке: “Сейчас я надену на вас корсет, и он будет все 
плотнее обхватывать ваше тело. Он очень крепко сожмет ваши бедра”. Иначе говоря,
 я сделал так, что ее мышцы сократились и словно в гипсе закрепили ее кости. 
“При ходьбе вам будет не очень удобно, подвижность бедер будет ограничена. Ноги 
будут передвигаться только от колен и ниже”.
        Так, ни на шаг не отходя от нее, я проводил ее во все комнаты, где она 
рассматривала игрушки своих троих малышей, их кроватки, их платьица. Потом она 
зашла в туалет. Наконец, она с трудом взобралась на кровать и я осторожно снял 
с нее корсет.
        В мае навестить больную я поехал вместе с миссис Эриксон и дочерью 
Бетти Элис. “Доктор, — пожаловалась моя пациентка, — у меня появилась новая 
боль, на этот раз в желудке”. “Хорошо, сейчас займемся этой болью”, — ответил я.

        Я повернулся к жене и дочери и сказал: “Спите”. Прямо стоя, они 
немедленно погрузились в глубокий транс. Я сказал, что у них сейчас появятся 
страшная боль в желудке и чувство тошноты. Обеим немедленно стало плохо от 
тошноты и невыносимой боли в желудке. Было видно, что моя пациентка 
преисполнена жалости и сострадания к мучениям жены и дочери. Тогда я сказал: “А 
сейчас я сниму боль у них и у вас”. Я стал четко внушать, что чувство боли 
исчезает, тошнота проходит. Жена и дочь проснулись с отличным самочувствием, то 
же произошло и с больной.
        Умерла она в конце июля, когда у нее в гостях были друзья. Она 
неожиданно впала в кому и умерла, не приходя в сознание.
        Вот вам два случая. В одном я опирался на религию мормонов, а в другом 
использовал черту характера пациентки.
        Еще один случай ракового заболевания. Раздался звонок от коллеги, 
который сообщил: “У меня в Больнице Милосердного Самарянина лежит одна больная. 
Ей 52 года, кандидат наук, умница, очень начитана и с великолепным чувством 
юмора. Но жить ей осталось меньше трех месяцев, она страдает от 
непрекращающихся болей. Я ввожу ей двойную дозу морфия, демерола и перкодана 
одновременно, плюс девять гранов амитала натрия. Но она даже задремать не может,
 так ее мучает боль. Она в состоянии сесть в инвалидную коляску, а машина 
скорой помощи может привезти ее к вам. Водитель подкатит ее прямо в ваш кабинет.
 Посмотрите, можно ли сделать что-то для нее с помощью гипноза?”
        Водитель вкатил ее через эту дверь прямо в мой кабинет. (Эриксон 
показывает на боковую дверь кабинета.) Доставили ее, значит, в этот самый 
кабинет. Мне тогда уже было 70 лет, а волосы в основном того же цвета, что и 
сейчас. Я в таком оперении уже лет 15 хожу. Глянула она на меня и говорит: 
“Сынок, неужто ты и вправду веришь, что твои заговорные слова подействуют на 
мое тело сильнее, чем мощные химикаты, на которые это тело, кстати, вовсе не 
реагирует?”
        “Мадам, — ответил я, — я вижу, как расширяются и сужаются зрачки ваших 
глаз и как дрожат мышцы лица. Из этого мне ясно, что вы страдаете от постоянной 
боли — бесконечной, пронзающей, пульсирующей боли. Я вижу это своими глазами. А 
сейчас скажите мне, мадам, какой силы боль вы бы ощутили, если из соседней 
комнаты вдруг появился бы тощий, голодный тигр и, облизываясь, уставился на вас 
горящими от голода глазами?”
        “При таком обороте дел я бы ничего не успела почувствовать. О, Господи! 
Я не чувствую никакой боли! Позвольте прихватить этого тигра с собой в 
больницу?” “Нет проблем, только я предупрежу вашего лечащего врача”, — ответил 
я. “Сиделкам ничего не говорите, — попросила она, — я хочу над ними подшутить. 
Как только они станут спрашивать, не болит ли у меня что-нибудь, я отвечу: “А 
ну-ка, загляните под кровать. Если тигр там, то все в порядке”.
        Если женщина пятидесяти двух лет называет меня “сынком”, у нее и 
вправду есть чувство юмора. Вот этим я и воспользовался.
        Иначе говоря, используйте все, что есть у пациента. Если больная 
причитает, причитайте и вы. Если она исповедует религию мормонов, а вы нет, вам 
все равно следует знать достаточно о мормонах, чтобы в лечении опереться на их 
религию. Припомните моего идеалиста Джима и такую же идеалистку Грейси. Я,