Когда родители предложили ему показаться мне, он отказался наотрез, 
поэтому мне пришлось зайти к ним, когда Кенни был дома. “Кенни, — обратился я к 
нему, — я знаю, ты не хочешь у меня лечиться, верно?” “Конечно, не хочу”, — 
ответил он. “Я согласен, это дело твоего выбора. Только послушай, что я скажу 
твоим родителям”.
        Я обратился к папе и маме Кенни: “Вы должны обращаться с Кенни точно 
так же, как с его сестрой. Кенни будет питаться так же, как и другие члены 
семьи. Вы вернете ему футбольный и бейсбольный мячи, его биту, лук и стрелы, 
пневматический пистолет, барабан и все остальное, что вы у него отобрали. 
Теперь Кенни мой пациент, и лечить я его буду, как сочту нужным. А вы должны 
обращаться с сыном, как положено нормальным родителям. А теперь, Кенни, 
согласен быть моим пациентом?” “О чем речь!” — ответил Кенни. (Смех.)
        “Послушай, Кенни, я думаю, ты не в восторге от своей болячки на лбу, 
мне она тоже не нравится. Да и вряд ли она кому-нибудь может понравиться. Я 
буду лечить ее своим способом, но потребуются значительные усилия. Я думаю, ты 
работы не испугаешься. А работа будет вот какая. В течение недели тебе придется 
написать тысячу раз следующее предложение: “Я полностью согласен с доктором 
Эриксоном и осознаю, что продолжать расковыривать болячку на лбу неумно, 
нехорошо и нежелательно”. И так тысячу раз в неделю в течение четырех недель”. 
Через две недели болячка зажила. (Эриксон улыбается.)
        Увидев это, родители воскликнули: “Слава тебе, Господи, наконец-то 
перестанешь переписывать свое предложение!” На что Кенни резонно ответил: 
“Доктор Эриксон сказал вам не вмешиваться в лечение. Доктор Эриксон велел мне 
переписывать в течение четырех недель, что я и выполню”. И выполнил. Каждую 
неделю он приносил мне свои труды.
        Через четыре недели я сказал Кенни: “Все идет хорошо. Ровно через месяц,
 в субботу, зайди, пожалуйста, ко мне”. “Будет сделано”, — ответил Кенни. И 
пришел. Я разложил по порядку все его листочки, и мы стали их рассматривать. 
Прочитав первый лист, Кенни сказал: “Жуткий почерк. Ошибок много, слова 
пропущены и строчки кривые”. По мере того как мы переворачивали лист за листом, 
глаза у Кенни удивленно расширялись и он заметил: “Почерк-то все лучше и лучше. 
Нет ни ошибок, ни пропусков”. “Скажи-ка, Кенни, — спросил я, — как у тебя дела 
в школе?” “За последний месяц у меня одни пятерки и четверки. Такого со мной 
раньше не бывало”.
        (Эриксон смотрит на Кэрол и на других студентов.) Надо было направить в 
другое русло его энергию, которая приносила зло. В результате пациент исцелился,
 а родители значительно исправились. (Эриксон улыбается.) Учителя тоже.
        Был у меня десятилетний Джерри, тоже из водоплавающих по ночам. У него 
был восьмилетний братишка, повыше и покрепче Джерри. Тот блаженствовал в сухой 
постели.
        А над бедным Джерри издевался всяк кому не лень. Родители пороли его и 
оставляли без обеда. Они принадлежали к одной малочисленной религиозной 
конфессии. И вот в церкви вся паства молилась, чтобы Джерри перестал мочиться в 
постель. Такая огласка принесла ему одни унижения и издевательства. На него 
вешали картонные щиты спереди и сзади и стягивали их матерчатой полосой с 
надписью: “Я мочусь в постель”. Родители измывались над ним как могли, но он 
все равно продолжал мочиться.
        Я очень подробно побеседовал с родными Джерри и выяснил, что они 
чрезвычайно религиозны. По моей просьбе они привели мальчика ко мне на прием. 
Отец с матерью втащили его за руки в мой кабинет и заставили лечь на пол лицом 
вниз. Я попросил родителей выйти и закрыл за ними дверь. Джерри вопил что есть 
мочи.
        Если человек вопит, то иногда ему надо передохнуть. Терпеливо 
дождавшись, когда Джерри на минуту смолк, чтобы набрать воздуха в легкие, я 
завопил сам. Джерри изумился, а я сказал: “Это была моя очередь. Теперь твоя”. 
Джерри снова заголосил. Когда он выдохся, заголосил я. Так мы орали по очереди, 
пока я не заявил: “Сейчас моя очередь сесть в кресло”. Джерри сел в другое 
кресло. Теперь я мог поговорить с ним.
        “Я знаю, что ты любишь играть в бейсбол. А что ты знаешь о бейсболе? 
Эта игра требует координации зрения и движений плеча и руки, умения 
балансировать всем корпусом. Это не просто игра, а наука. Требуется точная 
координация, согласованность зрения, слуха. Это в футболе нужны ноги да мускулы,
 чтобы гнать напролом”. Футболом увлекался восьмилетний брат Джерри. (Эриксон 
смеется.) Мы поговорили о бейсболе с научной точки зрения, и Джерри был просто 
в восторге от моего объяснения всех тонкостей этой игры.
        Кроме того, Джерри увлекался стрельбой из лука. Я показал ему, как 
правильно распределять усилие при стрельбе из лука, как тренировать глаз, 
учитывать направление ветра, расстояние, угол подъема стрелы, чтобы попасть 
точно в цель. “Умнейшая игра, — заключил я. — Научное название стрельбы из 
лука — токсофилия”. Я не пожалел похвал, воздавая должное его успехам в 
бейсболе и стрельбе из лука.
        В следующую субботу, без всякого назначения, Джерри пришел ко мне и мы 
опять беседовали о бейсболе и стрельбе из лука. Через неделю он опять пришел ко 
мне по своей инициативе и торжествующе заявил: “А ма никак не может бросить 
курить”. Больше он ничего не добавил. Сам он бросил курить. (Эриксон смеется.)
        Так он продолжал захаживать ко мне все годы, пока учился в школе. Чего 
мы только ни обсуждали, но я ни разу не упомянул про “мокрую постель”. Я 
говорил только о том, что у него хорошо получалось.
        Понятно, что сухая постель была целью Джерри. Поэтому я отметил его 
мускульную, зрительную и сенсорную координацию, а он применил все это где