в состоянии транса, она взяла салфетку и протерла лицо. Она вытерла правую щеку 
и нос так же быстро и легко, как и болезненную часть лица. Прямо автор об этом 
уже не говорил, но сделал кажущееся неуместным замечание: “Вы знаете, приятно 
выполнять что-то очень хорошо и не осознавать этого”. Она выглядела просто 
изумленной, но по ее лицу пробежала усмешка удовлетворенности. (Ее 
подсознательное мышление еще “не разделяло” потерю болезненных точек на щеке и 
носе с сознательным мышлением.)
Она была приведена в себя заявлением: “Ну, а теперь, до завтра”, — ей дали 
карточку о времени следующей встречи и быстро отпустили домой.
Когда она вошла в кабинет на следующий день, она заметила: “Я просто в 
растерянности сегодня. Мне не нужно сюда приходить, но я здесь, и не знаю, 
почему. Все, что я понимаю, так это то, что у бифштекса очень хороший вкус, что 
я смогу спать на правой стороне, и все в порядке, но я здесь”.
Автор ответил ей так: “Разумеется, вы здесь, садитесь, и я расскажу вам, почему.
 Сегодня у вас так называемый день сомнений, так как любой, кто утратил так 
быстро невралгию тройничного нерва, будет подвержен целому ряду сомнений. Итак, 
хлопните сильно по своей левой щеке”. Она быстро подчинилась, нанесла себе 
сильный удар и засмеялась, сказав:
“Я очень послушная, и удар довольно сильный”.
Зевнув и потянувшись, автор сказал: “А теперь таким же образом хлопните себя по 
правой щеке”. Сначала она немного поколебалась, но потом хлопнула себя, заметно 
ослабив удар по сравнению с первым. Автор насмешливо заметил: “Слабый удар, 
слабый; были у вас сомнения, не так ли? Но как чувствует себя ваше лицо?” С 
выражением удивления она сказала:
“Все в порядке. Болезненные точки исчезли, и боли нет”. — “Правильно. Теперь 
делайте то, что я сказал вам, и больше не ослабляйте удар”. (Никто не говорит, 
зевая, потягиваясь, с насмешкой с пациентом, у которого может возникнуть 
агонизирующая боль, но она не была в состоянии проанализировать это.)
Быстро и сильно она хлопнула по правой щеке и по носу, нахмурив брови, и 
заметила: “У меня были сомнения в первый раз, а сейчас у меня их нет совсем. 
Даже относительно своего носа, потому что я тоже его задела, но не обратила 
внимания”.
Она сделала паузу, а потом сильно ударила кулаком по своему лбу. После этого 
пациентка заметила: “Ну, конец всем сомнениям!” Тон ее голоса был веселым и 
очень довольным. На это автор в том же духе сказал: “Удивительно, как некоторые 
люди буквально вколачивают в свою голову самое незначительное понимание”. Она 
немедленно ответила: “Очевидно, в ней есть пространство для этого”. Мы оба 
рассмеялись и потом, неожиданно сменив тон на серьезный и напряженный, автор 
заявил ей, медленно, выразительно выговаривая слова:
“Есть еще одна вещь, которую я хочу сказать вам”. Ее глаза затуманились, 
возникло глубокое состояние транса. С тщательной выразительной дикцией ей было 
сделано следующее постгипнотическое внушение: “Вам нравится насвистывать, вы 
любите музыку, вам нравятся хорошие умные песни. Теперь я хочу, чтобы вы 
сочинили песню и мелодию, используя слова „Я могу получить тебя в любое время, 
как захочу, но, беби, не придет тот момент, когда я захочу тебя". И с этих пор 
и навсегда, пока вы будете насвистывать эту мелодию, вы будете понимать и знать,
 а что, мне не нужно объяснять, так как вы сами знаете”. Она медленно кивнула 
головой в знак согласия. (Груз ответственности лежал на ней, средства были ее 
собственными средствами.)
Ее разбудили простым заявлением: “Время проходит действительно очень быстро, не 
так ли?” Она быстро проснулась, посмотрела на часы и сказала: “Я никогда не 
пойму этого”. Прежде чем она смогла преодолеть свою мысль, автор прервал ее 
словами: “Ну, дело сделано, и этого нельзя изменить; поэтому пусть мертвые сами 
хоронят своих мертвецов. Придите только завтра, чтобы сказать мне „Доброе утро" 
и поезжайте домой завтра, и пусть следующее утро будет добрым, и следующее, и 
следующее, все другие добрые утра были всегда с вами. В это же время”. (Имеет в 
виду свидание на следующий день в тот же час.) Она без промедления вышла из 
кабинета.
Последняя беседа была просто глубоким трансом, систематическим, подробным 
обсуждением ею самой внутри собственного разума всех действий, достижений и 
настойчивая просьба верить в силу потенциальных способностей своего тела при 
удовлетворении своих потребностей и быть “очень веселой”, когда скептики будут 
внушать вам, что у вас были и раньше периоды ослабления вашей болезни, за 
которыми следовали новые приступы. (Автор хорошо знал мертвящую силу 
скептических замечаний и возрождения ятрогенной болезни.) С момента ее 
возвращения домой от нее было получено письмо, которое подтверждало, что болей 
у нее нет, и что невролог, настроенный против гипноза, долго спорил с ней, 
настаивал на том, что ее облегчение носит переходный характер, и скоро настанет 
рецидив (непроизвольная попытка вызвать ятрогенную болезнь). Она писала, что 
его аргументы только позабавили ее, так почти буквально она процитировала 
постгипнотические внушения автора.
Анализ и комментарии.
В предыдущих комментариях автор несколько раз косвенно и прямо говорил, что 
индукция гипнотических состояний и явлений прежде всего является делом 
коммуникации мыслей и понятий и создает цепочки мыслей и ассоциаций во 
внутреннем мире пациента, что определяет его последующее ответное поведение. В 
задачу психотерапевта не входит делать что-либо и даже говорить пациенту, что 
делать или как делать.
Когда транс создается таким образом, эти состояния являются результатом идей, 
ассоциаций, психических, умственных процессов, которые уже существовали у