Т. Я хочу показать вам письмо от вашего отца (в основном там говорится: “Моя 
дочь, студентка колледжа, 22 лет, психически больна. Не возьметесь ли вы за ее 
лечение?”) и мой ответ ему, который сводится к следующему: „Я буду рад видеть 
вашу дочь на консультации". У меня есть к вам только один вопрос: „В чем, в 
какой области вы специализировались в колледже?"”
Она ответила: “Я собиралась специализироваться в психологии, но дела пошли 
плохо, так что я перешла на английский язык еще на первом курсе. Но я много 
читала об этой ерунде, которую называют психологией. И я по уши сыта 
психоанализом”.
“Хорошо, тогда мне не придется тратить ни ваше, ни свое время. Понимаете, все, 
что я хочу, так это определить, сможем ли мы понять друг друга. Так будьте 
терпеливы со мной и позвольте мне поговорить. Вы пришли сюда на двухчасовой 
сеанс, и, поскольку вы собираетесь здесь скучать, пусть эта скука будет 
настоящей!”
На это она быстро сказала: “Ну, вы, по крайней мере, честный человек. А то ведь 
большинство психиатров думает, что они очень интересные люди”.
Тогда очень быстро автор объяснил, что он собирается прочесть ей статью, 
которую только что написал (она заметила: “Что-нибудь такое, чтобы привлечь 
публику, не так ли?”) и сразу же, как и в предыдущем случае, попросил поставить 
на пол обе ноги, положить руки на колени, пристально следить за часами, быть 
уверенной в том, что она должна только “перенести” скучное чтение, а “не 
засыпать”. (Она знала, что автор применяет гипноз, но такое внушение исключало 
у нее всякую мысль о том, что он будет использован.)
Как и в предыдущем случае, ей почти дословно было прочитано описание метода. 
Единственная разница состояла в том, что автор читал более медленно и сначала 
очень часто повторял некоторые отрывки, слегка изменяя слова, но не сущность и 
значение этих частей.
Сначала на ее лице сохранялось выражение презрительной насмешки, но вдруг она с 
удивлением воскликнула: “У меня поднимается правая рука. Я не верю этому, но 
это так”. Когда автор спросил ее, не думает ли ее подсознательный разум, что он 
может общаться с ним, автором, она изумленно заявила: “Моя голова кивает „да", 
и я ничего не могу с ней поделать, и указательный палец на правой руке тоже 
поднимается. Может быть, мой подсознательный ум может общаться с вами, но 
только заставьте их остановиться”.
“Если ваш подсознательный разум захочет остановить их, то может сделать это 
сам”, — было ей ответом.
Почти тут же она сказала: “Ох, они остановились. Так, теперь, может быть, вы 
зададите мне вопрос, и я смогу понять то, что, как я думаю, меня подавляет. 
Пожалуйста, действуйте!”
Ее глаза закрылись, развился спонтанный транс, был твердо установлен раппорт с 
автором прежде, чем кончились два часа сеанса, а девушка стала теперь очень 
страстным, контактным и послушным пациентом, делая замечательные успехи.
Это еще один незапланированный рабочий эксперимент, подсказанный открытой 
враждебностью в начале сеанса. Автор проработал с ней не менее 10 часов, когда 
ее родители выразили уверенность, что она стала гораздо лучше, чем когда-либо 
вообще в жизни. Однако она со смехом утверждала:
“Вы не жили с такой смесью идей и мыслей, как жила я довольно давно, не понимая,
 что существует ужасная взаимосвязь во всех наших мыслях. Я хочу еще полечиться 
у вас, чтобы научиться понимать себя”.
После первых 10 часов работы пациентка вновь продолжила занятия в колледже, она 
прекрасно учится и посещает автора раз в неделю. Она объективно смотрит на 
прошлые свои симптомы, как на эмоциональные бурные проявления, принадлежащие к 
прошлому, и терапевтический сеанс у нее обычно заканчивается спонтанным трансом 
длительностью 15—20 минут.
Третий рабочий эксперимент.
Прежде чем эта статья приняла окончательную форму и была отпечатана, в кабинете 
появился третий пациент с совершенно другим типом сопротивления. Автор сразу 
понял ее состояние. Пациентка вошла, твердо, неподвижно держа свое тело и 
осторожно ступая. Правая сторона ее лица была ассиметрична.
Она говорила ясно и четко, стараясь выговаривать слова левой стороной рта, 
зрачок ее правого глаза был явно сужен, движения правой руки были ограниченными 
и сдержанными, и когда она подносила руку к правой стороне лица, эти движения 
были гораздо медленнее и осторожнее по сравнению с движениями левой руки, 
которые были свободными, легкими и очень выразительными. Чтобы избавить 
пациентку от необходимости много говорить, автор сразу же спросил ее:
“Давно у вас невралгия тройничного нерва? Отвечайте как можно короче и медленно,
 так как мне не нужно знать всю историю вашей болезни, чтобы начать ваше 
лечение”.
Ее ответом было: “С мая 1959 года, мне советовали хирургию, спиртовые инъекции; 
и в конце концов сказали, что нет для меня лечения, я должна примириться и 
терпеть это всю жизнь, (по щекам текли слезы), мой друг-психиатр сказал, что, 
может быть, вы поможете”.
“Вы работаете?”
“Нет, ушла из-за болезни, психиатр уговорил меня посетить вас и сказал, что я 
получу помощь”.
“Хотите получить помощь?”
“Да”.
“Не быстрее, чем я смогу это сделать?” (То есть, примет ли она помощь с той 
скоростью, которую я сочту нужной. Я не хотел, чтобы она ждала какого-то чуда 
лечения).