а создавали ситуацию, которая легко приводила к непроизвольным идеомоторным 
действиям и, что весьма вероятно, к подсознательной речи. У пациентки намеренно 
вызывали протест и гнев, что заставило пациентку в целях самозащиты стараться 
получить какое-то удовлетворение обычных, законных и разумных желаний и забыть 
об отчаянии. Например, когда ей давали морковь вместо банана, это не только 
вызывало ярость, но у нее повышалось желание заговорить и потребность 
преодолеть свою беспомощность, так чтобы она могла отомстить хоть как-то, что 
позднее она и делала. Однако ее не просили начать говорить, чего, как она знала,
 она не могла. Вместо этого создавалась ситуация, которая через силу и 
напряженность ее эмоций вынуждала ее искать какие-то средства и меры 
удовлетворения ее желаний и потребностей. Ее также не заставляли учиться делать 
шаг назад, не падая. Вместо этого было хорошо использовано ее материнское 
побуждение защитить вторую сиделку от недовольства автора, связанного с ее 
относительным неумением танцевать. (Постгипнотическое внушение, сделанное 
автором сиделке, создавало у нее некоторую неуклюжесть в танцах.) Следовательно,
 умение делать шаг назад легко и свободно составляло только незначительную и 
неопознанную часть ее эмоциональной связи с этой юной девушкой.
Таким же образом, в одновременном письме правой и левой рукой, особенно 
предложений, носящих оскорбительный характер для ее личных симпатий, пациентка 
не смогла узнать одну из форм речевого корректирования ее алексии. Для нее это 
была механическая задача, многократно повторяющаяся и монотонная, задача, 
которая инспирировала ее восстать, наконец, против автора и сердито прочесть 
прямо противоположное тому, что только что, намеренно неправильно, прочел он.
Так же обстояло дело и с другими проявлениями индивидуального внимания, которое 
она получила. Все они были сознательно и ненамеренно управляемы и направлены на 
пробуждение любых способностей и всякого рода реакций, которые у нее могли быть 
или появиться без учета общественных условностей и правил “приличного” 
поведения, но только такое ответное, реагирующее поведение могло бы привести к 
восстановлению прежних моделей нормального поведения. Однако характер ее 
специфических реакций не всегда принимался и не мог быть принят. Ее 
благополучие было главной целью лечения, а не сочувствие, понимание и даже 
общепринятые правила приличия. Вероятно, наилучшим примером для иллюстрации 
будет случай, когда Энн старательно, медленно и с явным огорчением скрещивала 
свои ноги, пытаясь уменьшить свою глубокую спонтанную боль. Когда она закончила 
выполнение этой задачи, автор иронически продекламировал детской стишок: “Я 
вижу Лондон, я вижу Францию, я вижу чьи-то штанишки”. Та легкость, с которой 
Энн вернула ноги в прежнее положение, не осознавая болезненности ощущения, была 
обескураживающим открытием как для нее самой, так и для ее компаньонки. Позже 
Энн, вспомнив этот случай, сказала, запинаясь: “Пом-ню-шта-ниш-ки под-ви-ну-ла 
ноги — быстро нет-боли”.
Другие маленькие многочисленные инциденты, наподобие этого ведущие к появлению 
сильных эмоций и автоматических реакций поведения, несомненно послужили 
восстановлению и усилению нормального ответного поведения и вынудили ее 
поверить в собственное выздоровление и восстановление латентных способностей 
реакции в ожидании адекватных стимулов.
13. Гипноз и гипнотические методы, обычно косвенные и неожиданные, часто 
использовались для фиксации ее внимания на терапевтических идеях и понятиях. 
Путем такого применения гипноза ее внимание направлялось и контролировалось, а 
возможные требования для обычных “ощутимых” инструкций были заранее 
запланированы. Симпатия, которая у нее возникла в отношении автора, медленный, 
но постепенный прогресс, который она могла увидеть и почувствовать, служили 
совместно с гипнозом тому, чтобы предотвратить смешение в ее ежедневных 
размышлениях сомнений и тревог с тщательно разрабатываемыми автором полезными 
идеями. Так, она стала союзником автора, а любые сомнения, вопросы были 
оставлены сиделкам.
Даже сейчас, семь лет спустя, она чувствует себя “иначе”, находясь в кабинете, 
и ее поведение дает основания предположить, что здесь она погружается в транс. 
(По терапевтическим причинам не было сделано никаких попыток протестировать ее.
) Однако это, кажущееся гипнотическим поведение совершенно отсутствует в 
комнате ожиданий, и она легко и просто общается с автором и с другими людьми. В 
этой связи нужно сделать и другой комментарий. Около года назад она встретилась 
с автором в Таксонском аэропорту и пригласила его к себе домой, чтобы получить 
дополнительное лечение. Сначала она вела себя как гостеприимная хозяйка дома, 
показала ему свой дом и сад, задала ему вопросы чисто социального характера 
приблизительно в течение целого часа. Потом, когда автор заметил “Я думаю, что 
у вас есть, что спросить у меня”, — тут же у нее возникли фиксированная 
внимательность и отрешение от всего окружающего, что очень походило на ее 
поведение в кабинете.
14. Короче говоря, терапию, разработанную для решения основных затруднений у 
Энн, можно вкратце изложить следующим образом:
а) Изобретение приемов, которые смогли бы свести на нет ее пассивное отношение 
к жизни и ее вегетативное состояние, в котором у нее решающую роль играло 
чувство безнадежного, беспомощного уныния.
б) Применение таких средств, которые прямо или косвенно, используя ее 
удрученность и отчаяние, привели к возникновению таких сильных эмоциональных 
побуждений, которые послужили бы базой для пробуждения разнообразных моделей 
реакции и мотивировали стремление научиться.
в) Пробуждение мотивирующих сил и воспоминаний, которые когда-то играли 
определенную роль в ее развитии от младенческого возраста к нормальному 
взрослому состоянию.