|
оправданное расширение всей ситуации, сложившейся в кабинете. Визит д-ра Е.
принадлежал к совершенно другой, неожиданной категории событий. Он, этот визит,
был вне диапазона ситуации, на которую субъект должен был реагировать в
соответствии со сделанными ему внушениями. Когда посетитель приблизился к двери
кабинета, которая была распахнута, его приход был замечен, и ему подали знак —
сохраняя спокойствие, подождать за дверью и находиться таким образом вне поля
зрения всех остальных присутствующих. Подождав, пока субъект увлечется
обсуждением чего-то с кем-то из группы, автор показал всем присутствующим, за
исключением субъекта, лист бумаги, на котором было написано: «Не обращайте
внимания на нового посетителя, игнорируйте его, не показывайте вида, что вы
знаете о его присутствии». Когда вся группа была предупреждена, а внимание
субъекта было отвлечено, посетителю дали знак войти в кабинет. Он сделал это
осторожно, тихо и занял место с краю, рядом с присутствующими. Субъекту дали
возможность закончить обсуждение, которым он был занят с одним из
присутствующих, а затем его попросили кратко перечислить события этого вечера,
выдвинув тот предлог, что это необходимо для всех присутствующих.
Быстро и правильно он кратко описал весь ход событий. В течение этого обзора
его несколько раз просили указать, где сидели присутствующие в разное время.
Когда он начал говорить о посещении д-ра С, он подчеркнул, что С. стоял около
стола секретаря, возле которого сейчас сидел д-р Е. Его спросили, почему С.
остался стоять, хотя около стола секретаря стоял незанятый стул. Он объяснил
это тем, что С. был, несомненно, очень занят и не намеревался оставаться в
комнате долгое время, поэтому он решил не садиться на стул. Субъект продолжил
описание событий, вплоть до момента прихода д-ра Д. Тут он несколько покраснел,
когда вспомнил о том, что д-р догадался о гипнотическом поведении субъекта, и
среди многих прочих вещей отметил, что д-р Д. сидит на том стуле, который
сейчас занимал Е. Субъекта спросили, уверен ли он в том, что стул оставался все
это время на том же месте. Он заявил, что это весьма сомнительно, так как это
вращающийся стул, и д-р Д. постоянно вертелся на нем в то время, когда он
разговаривал то с одним, то с другим присутствующим в кабинете. Ни одного раза
субъект не подал ни одного признака того, что он осознает присутствие Е. Когда
субъект закончил свой отчет, автор предложил, чтобы присутствующие продолжили с
ним работу, как обычно.
Когда внимание субъекта было отвлечено беседой с одним из присутствующих, д-ру
Е. был дан знак присоединиться к их разговору. Он сделал это легко, соизмеряя
свои замечания так, чтобы они совпадали с замечаниями второго собеседника (не
субъекта). Субъект с готовностью отвечал другим членам группы, но казалось, что
он не слышит д-ра Е. и его беспокоит одновременное звучание двух реплик. Это
продолжалось в течение некоторого времени, но вскоре присутствующие стали
колебаться и даже запинаться в своих высказываниях в те моменты, когда говорил
д-р Е. Это насторожило субъекта, и он начал пристально всматриваться в лица
присутствующих. Вскоре он спросил автора, идет ли все правильно. Когда его
попросили объяснить причину его вопроса, он ответил, что, кажется, здесь все
ощущают дискомфорт, испытывают неловкость и неуверенность, они неожиданно
поворачивают головы, также неожиданно прекращают начатые движения, в общем,
ведут себя как-то необычно. Е., в этот момент спросил у субъекта, что это
значит, по мнению субъекта, но, очевидно, субъект не слышал этого вопроса.
Субъекта постарались убедить: все идет нормально, ему незачем беспокоиться о
группе, так как сеанс проходит удовлетворительно, и что бы ни происходило, все
интересно. Кроме того, ему предложили, чтобы он постарался угадать, как
сложилась такая ситуация. Общий характер этих и других инструкций и
высказываний был намеренным, чтобы дать субъекту свободную возможность
осознавать присутствие д-ра Е. Кроме того, предполагалось, что он придет к
этому, так как автор не понимал в тот момент, до какой степени субъект
ограничил себя предполагаемой ситуацией и тем самым исключил возможность
осознания необычных явлений.
После непродолжительной беседы с группой субъект повернулся к автору и заявил,
что он понял сложившуюся ситуацию. Объяснение, которое он предложил, полностью
совпадало с тем, чему он был свидетелем на предыдущем сеансе гипноза. Оно
звучало следующим образом: когда он отвлекся, гипнотизер внушил присутствующим
сомнамбулическое состояние. Он объяснил, что несколько раз некоторые из
присутствующих пытались что-то сказать, но, начав, заикались и замолкали, что
они все время поворачивали голову и делали какие-то неуверенные движения, как
будто они не были уверены в своих действиях. Он добавил, что такое поведение
было похоже на поведение, которое он видел на других сеансах, когда субъектам
индуцировали активные галлюцинации. Его спросили, уверен ли он, убежден ли он в
своих объяснениях. Пристально вглядываясь в лица присутствующих, он признался,
что не видит обычных признаков состояния транса, но другого убедительного
объяснения он дать не может. Затем субъект по своей инициативе выдвинул второе
возможное объяснение: группе втайне даны инструкции вести себя подобным образом,
как будто у них индуцировали состояние транса, но тут же он заявил, что он не
понимает, как они могут так успешно притворяться.
Здесь может возникнуть вопрос, почему субъект предположил такое рациональное
объяснение, когда он знал, что находится в состоянии транса, и, следовательно,
его способность к пониманию носит весьма ограниченный характер. Ответ на это,
вероятно, заключается в тех неправильно понятых им действиях, которым он был
свидетелем на предыдущих сеансах, и том факте, что общая экспериментальная
ситуация заставила его поверить, будто он полностью осознает и понимает все.
Таким образом, у него не было иного выхода, как предположить объяснение в
понятиях установившегося у него понимания, а не в понятиях незнакомых и
|
|