приподняли "железный занавес" ее "пораженческого" настроения в отношении 
плавания.
       Эриксон: Да. 
       Росси: Эта неоднозначность – классический индикатор возникновения и 
развития какого-то другого отношения, иных возможностей.
       Эриксон: (Энергично кивает головой в знак согласия.)
       Росси: В ответе клиентки: "Как обычно, "да" и "нет" – присутствуют два 
уровня реагирования, каждый из которых стремится к внешнему выражению: первый – 
это привычное "нет", а второй – это новая "терапевтическая" способность сказать 
"да". Клиентка зависла где-то посередине между симптомом и излечением. Когда 
Джейн саркастически замечает по поводу своего пробуждения: "Я чувствую себя так,
 словно проиграла "одностороннюю" войну самой себе", – Вы отвечаете ей весьма 
загадочно: "Вы и впрямь необычайно умны... Так что это была за война?" О чем 
здесь, собственно, речь?
       Эриксон: (Эриксон показывает всем отрывок (см.разд. 2.23), где Джейн 
автоматически дописала буквы t-e, которые, будучи добавлены к слову "war", 
составят слово "wa-te-r"23 Даже в этом случае Эриксон оказался поразительно 
проницательным и догадался, что замечание о проигранной войне (war) на самом 
деле было зашифрованным сообщением (двухуровневым ответом) об исчезновении 
главного симптома – страха воды (wa-te-r).
       
       2.17. Полная сознательная интеграция травматических воспоминаний: прямое 
и открытое сообщение Эриксона, касающееся всего гипнотерапевтического процесса; 
осознание смерти
       
       Эриксон: Итак, Вы пришли сюда сегодня, преследуя определенные цели. Вы 
находились в состоянии транса?
       Клиентка: Да.
       Эриксон: И Вы очень устали от этого?
       Клиентка: Да. Никогда не забуду, как после гипноза д-ра Финка у меня 
разламывалась голова, но я решила, что это после вина, которое Вы мне 
предложили. А когда Вы спросили меня, не чувствую ли я какой-нибудь боли в 
области предплечья (разд. 1.6), я ответила Вам "нет", а сама подумала: "Это 
ложь." Видимо, в этом виновато подсознание. Мисс Дей потом сказала мне, что я 
предупредила ее о невозможности выйти на дежурство и она предположила, что во 
всем виновато Ваше вино. Я ответила: "Подождем, пока я снова с ним увижусь." А 
затем я забыла об этом.
       Эриксон: Что ж, теперь я хочу от Вас следующего. Вы находились в 
состоянии транса, но вместе с тем и бодрствовали. Все то время, когда Вы не 
спали, Вы говорили нам о своем беспокойстве, связанном с плаванием – но Вы 
сказали значительно больше, находясь в трансе. А теперь я хочу, чтобы Вы 
запомнили каждое свое ощущение, каждую свою мысль так же ясно, как все те 
действия, которые Вы только что нам описали. А еще я хочу, чтобы Вы – теперь 
полностью проснувшись – посмотрели бы на все свежим взором и обсудили бы это со 
мной честно и открыто, без всяких задних мыслей.
       Клиентка: С чего мне начать?
       Эриксон: С чего Вам начать?
       Клиентка: Он даже приблизительно не определит. Ну ладно, начнем. Прежде 
всего я обнаружила, что безумно ревную к Элен. Ужасно глупо, но, наверное, 
естественно.
       Эриксон: Более чем глупо.
       Клиентка: Конечно, если Вы так делаете.
       Эриксон: Если Вы так делаете.
       Клиентка: Если я. До рождения Элен я была в семье самой младшей. И 
конечно – избалованной. Так и должно было быть: ведь самых маленьких всегда 
балуют. Вы скажете, что, возможно, Ларри тоже ненавидел меня. – Надо бы 
спросить его об этом. А я ужасно злилась на Элен, она была такой крошечной. 
Считается, что на малышей нельзя злиться. А я злилась – просто готова была 
задушить ее от злости. Не поймите меня буквально: хоть я и хотела убить ее – не 
думаю, чтобы я это сделала даже в минуты сильного искушения. Я никогда не 
забуду тот случай, когда Элен упала с высокого стула. Я чувствовала полное 
отвращение к людям и к жизни. Наверное, именно поэтому у меня частенько 
возникает подобное отношение к окружающим. Как люди глупы! Они отказываются 
понимать очевидные вещи и видят вовсе неочевидное, все всегда путают. Я не 
помню, чтобы отец до этого случая рассердился на кого-нибудь из нас. Мы могли 
дергать его за волосы – а он только ухмылялся. Но когда я уронила Элен со стула,
 он был в бешенстве. И я могу это понять: конечно, недопустимо ронять детей на 
пол. Но он не должен был давать выход своему гневу. Я была так возмущена тем, 
что он не пожелал понять, как искренне я хочу помочь Элен увидеть маму – мне 
казалось, что тогда она перестанет кричать. А потом, когда отец наказал меня, я 
подумала: "Никто меня не любит. Я отверженная." Я ненавидела всех, включая Элен.
 Не думаю, чтобы я испытывала какие-нибудь чувства по отношению к Лизе или к 
Ларри – ни они меня, ни я их особенно не волновала. Но когда Элен стукнулась 
головой об пол...Я помню, как все приходившие к нам говорили: "Такой чудный 
ребенок. Прямо картинка. Именно так и должен выглядеть настоящий ребенок." Одна 
пожилая дама однажды воскликнула: "Берегите ее, такие хорошенькие детки долго 
не живут!" А я подумала: "Если я не остановлюсь, она может погибнуть." Наверное,
 поэтому окружающие считали, что я пыталась убить Элен. Может быть, и так. Да, 
все-таки именно так. Но я была слишком мала для того, чтобы стать убийцей. А 
вскоре произошел этот случай с падением в ванну – и этот пронзительный взгляд