23 года, я выходила замуж, и в церкви отец никак не попадал со мной в ногу. А 
когда я удивленно посмотрела на него, он улыбнулся и сказал: «Я действительно 
не могу!»
Года три назад эту историю я обсуждала со своим братом. «Я, конечно, видела, 
что отец ходит с палочкой, но не осознавала этого до конца!» Брат рассказал 
следующее. Он, отец и один из пациентов однажды пошли в поход. При подъеме на 
гору отец сильно отставал. Брат обернулся и увидел, что отец пытается перейти 
какую-то небольшую расщелину между камней. В это время отец позвал его и 
попросил помочь. Именно тогда мой шестнадцатилетний брат и понял, что отец 
ходит с палкой, что он — калека.
Вопрос: Не могли бы Вы рассказать о своих детях? Чем они занимаются?
Бетти: Сейчас я не замужем. Мой бывший муж — военный летчик, поэтому я так 
много попутешествовала. Старший сын имеет свою студию звукозаписи, средний сын 
учитель, женат и не имеет детей, а дочь — полицейский.
Да, да, не удивляйтесь. Детей надо отпускать, хотя это и очень трудно. Я помню 
свою дочь маленькой девчушкой с косичками, торчащими в разные стороны, в 
платьице с морским воротничком. Недавно я обняла ее, чтобы поцеловать перед 
сном, и почувствовала пистолет на ее поясе. Вот тут я и поняла, что она уже 
выросла.
Вопрос: Вы можете что-нибудь сказать о своей матери?
Бетти: О, спасибо за этот вопрос. Конечно, мой отец не преуспел бы настолько, 
если бы не она. Замечательная женщина и мать, она была существенно мягче, чем 
отец. Они составляли прекрасную пару. Мне кажется, она обогащала его. Она 
безупречная леди, очень умная женщина.
Вопрос: Я читал, что ваш отец принимал участие в допросе военнопленных. 
Насколько мне известно, это не самый афишируемый факт. Если можно, 
прокомментируйте.
Бетти: Насколько я знаю, он не участвовал в допросе военнопленных. Он работал с 
некоторыми людьми в связи с секретным проектом, имеющим отношение к психологии. 
Мне известна только одна тема, над которой он таким образом работал: изменение 
образа японцев — от маленького, никчемного человечка до достаточно эффективной 
нации, способной выступить грозным противником во время войны. Даже моя мать не 
знает многих деталей его работы в то время.
Он работал также в призывной комиссии. В этом качестве он беседовал со многими 
тысячами людей, определяя, в какой степени они годны в солдаты. На этом опыте 
он составил мнение о человеческой норме во всех ее проявлениях. И я уверена, 
что эта работа изменила его представления о терапии: он всегда считал, что быть 
нормальным — это не какой-то узкий сектор, а широкий спектр.
Вопрос: Я читала, что Милтон Эриксон не верил в проявления необычных 
способностей. Считал, что все это фокусы и не более. Вы согласны с ним? Дело в 
том, что в настоящее время в России весьма распространились всяческие колдуны, 
волшебницы, сглазы, порчи и т.д. Что вы думаете о Дэвиде Копперфильде?
Бетти: Вы правы, отец не верил во все экстрасенсорные возможности. Он был 
ученым и не верил в то, что не было научно доказано. Я тоже так считаю. Дэвид 
Копперфильд — замечательный фокусник. Когда мне было 14 лет, один из учеников 
отца (назовем его мистер А.), достаточно известный в мире гипноза, работал с 
отцом над определением того, что такое гипнотический транс. Моя работа 
заключалась в том, чтобы иногда быть в трансе, иногда не быть в трансе, быть в 
трансе, пытаясь обмануть его, что я в полном сознании, и, наконец, будучи в 
полном сознании, делать вид, что я в трансе. Отец всегда верил в справедливость 
и считал, что если кто-то что-то делает, то должен что-то получить за это. У 
мистера А. был замечательный талант — он получил в колледже звание 
профессионального фокусника. Поэтому его благодарность выражалась в том, что он 
показывал мне великолепные фокусы. Для меня он был как настоящий волшебник, мне 
даже казалось, что он читал мои мысли.
Вопрос: Каково было отношение Вашего отца к другим наиболее распространенным в 
США школам — психоаналитической и бихевиоральной?
Бетти: Отец получил образование и традиционную психоаналитическую подготовку (в 
духе фрейдовской школы) и, естественно, он ее очень уважал. Но он считал, что 
человек слишком уникален и сложен, чтобы можно было описать все в одной теории. 
У него не было антагонизма по отношению к любым направлениям, но он считал, что 
гипноз может в этом смысле гораздо больше. Единственное, с кем он всегда воевал,
 — это шарлатаны всех сортов.
Вопрос: Сколько пациентов подряд Вы принимаете и за какое какое время устаете?
Бетти: Иногда я принимаю много пациентов подряд и не чувствую усталости до тех 
пор, пока за дверь не выйдет последний. Я верю, что все это благодаря трансу, в 
котором я постоянно нахожусь. Я отлично помню все, что касается любого моего 
клиента, все, о чем мы говорили с ним на предыдущих встречах. Обычно я 
настолько концентрирую внимание на своем клиенте, что если во время работы на 
время выйду из комнаты и встречу там следующего клиента, то даже теряюсь и не 
понимаю, кто он. Мне кажется, такая включенность — одно из важнейших 
преимуществ гипноза.
Вопрос: Как Вы предпочитаете индуцировать транс: это результат вдохновения или 
канву Вы разрабатываете заранее?
Бетти: Мне не нравится слово «вдохновение», я предпочитаю «практику» и «опыт».
Вопрос: Иногда клиенты рассказывают ужасные истории из своего прошлого. Но 
порой становится понятно, что история совершенно вымышленная. Не могли бы Вы 
рассказать, как реагируете на такие ситуации?
Бетти: Какова может быть цель такого человека — быть героем этой фантазии, 
втянуть вас в эту фантазию или отказаться что-то делать? Сначала необходимо