нижние касты виляют, балансируя под высшими по мере движения последних в том 
или ином направлении. Однако, есть и третья трактовка данной картины. Если 
отойти назад и забыть, что вы смотрите на балийскую живопись, кремационная 
башня выглядит огромным фаллическим символом, а листва и деревья в верхней 
части легко могут сойти за женские гениталии. Благодаря этому, данную работу 
можно также рассматривать и как сексуальный комментарий. Однако, согласно 
Грегори, произведением искусства ее делает то, что все три интерпретации, а 
может, и другие, которые он не комментирует, и я не могу найти в первом 
внимании, доступны зрителю, невзирая на то, доходят ли они до его сознания или 
нет. Каждый эстетический акт представляет собой нечто многомерное.
     Жители Бали по-моему знают, как совершить что-то, что сделает их 
уникальными. Они знают, как закончить начатое. Среди всех, кого я встречал в 
жизни, они - единственный народ, умеющий и начать, и закончить дело. Это 
касается и социальных отношений, и искусства. Например, играя в гамелане, одной 
рукой приходится ударять, другой - приглушать звук, и то, как чисто приглушен 
звук, не менее важно, чем чистота его извлечения. Характерно, что в музыке в 
нашей культуре самым главным является «атака»; определенное внимание уделяется 
также длительности. В балийской музыке чистота «сурдины» важна не менее, и по 
ней часто судят о классе музыканта.
     Джуди: В гамелане интересна организация: наименее опытному и наиболее 
застенчивому музыканту дают исполнять наиболее ответственную часть...
     Джон: ...по крайней мере, поначалу...
     Джон: Там есть так называемый «гонг Бога». Если вы продолжите дугу, 
которую я сделаю с помощью рук (показывает жестами величину гонга диаметром 
примерно метр), получится размер этого гонга, который подвешен на богато 
украшенном сооружении.
     Джуди: ...он не достает до земли...
     Джон: ...а по нему бьют большим деревянным молотом...
     Джон: ...и отбивают ритм для всех остальных инструментов гамелана. К нему 
сразу поставили наименее музыкально искушенного члена нашей группы, в качестве 
естественного элемента задачи по сплочению коллектива гамелана. Не только этому 
наш искусный учитель Суча учил наиболее способных учеников нашей группы... Было 
человека три-четыре, которые в силу то ли старания, то ли способностей 
контролировать состояние транса, либо по причине лучшей общей подготовки, 
быстро создали для себя точную стратегию изучения этого класса инструментов и 
могли продвигаться вперед относительно споро. Учитель работал с этой подгруппой.
 А когда те, кто испытывал традиционное западное чувство разочарования, что не 
успевает за процессом обучения, подошли к нему с просьбой о дополнительных 
занятиях, чтобы догнать успевающих, он обратился ко всему гамелану, всей группе 
и сказал: «Нет, это обязанность остальных членов гамелана». Таким образом, 
намеренно делая упор в занятиях на более сильную часть группы, он стимулировал 
сплочение всей группы, и все закончилось тем, что мы каждый день играли на 
гамелане вдвое больше; мы раньше тратили столько же времени до его прибытия, 
обучая тех, кто не смог освоить предыдущее задание, те же мелодии и секвенции.
     Джуди: Еще одно преимущество гамелана - каждому есть своя партия.
     Джон: И каждая партия одинаково важна для общего звучания, - чего и 
добиваются в гамелане.
     Джуди: У меня в университете однажды был преподаватель, мне очень повезло. 
Оказывается, что это тот самый биолог, который руководил Институтом океана на 
Гавайях, когда Грегори Бейтсон проводил там свои исследования дельфинов. Я как 
раз изучала трудно поддающуюся биологию позвоночных, которую, как мне 
показалось, начала понимать, и уже два с половиной месяца учила систематику 
по-латыни, когда, к моему удивлению, узнала, что хотя нам таки пришлось 
некоторое время учить латинские термины классификации, наш преподаватель 
занимался не этим. Он начинал как пустынный биолог. Думаю, он приехал откуда-то 
из Аризоны или Нью-Мехико. Он рассказывал, как выводил на полевые занятия 
аспирантов и сидел на заборе, наблюдая за ящерицами. Он говорил: «Все, что вам 
нужно сделать, это наблюдать, что делают ящерицы и записывать в тетрадь».
     Джон: Инвентаризация, инвентаризация в первом внимании.
     Джуди: Очень просто. Он рассказывал, как сидел на заборе вместе с 
аспирантами. Много ящериц, нет проблем, они начали писать. Через два часа 
аспиранты закончили работу. Они написали по две страницы. Когда же закончил он, 
у него оказалось двадцать страниц записей. В чем, по вашему мнению, была 
разница?
     Женщина: Он смотрел новыми глазами.
     Вторая женщина: Правильный размер разбивки
     Третья женщина: Точность.
     Джуди: Да, все это вместе, но еще дело было в том, что, как он сам сказал: 
«Аспиранты думали над тем, что ящерица должна была бы делать».
     Джон: Над описаниями, которые они прочитали ранее у других наблюдателей.
     Джуди: Тем самым упуская из виду, что же ящерица на самом деле делает у 
них перед глазами. Оказалось, что этот же человек, бывший специалист по 
биологии пустыни, стал ведущим морским биологом страны. Существовало множество 
теорий о кашалотах, вы знаете гигантский орган, спермацетовый мешок у кашалота, 
так вот, интересовало, зачем он нужен. Было несколько предположений о его 
назначении. Я не помню сейчас все эти теории - одна из них о том, что это 
балласт: думали, что он нужен для глубокого погружения кита. Не многих китов 
выбрасывает на берег, чтобы можно было проверить свои предположения. А тут 
однажды одного выбросило. Сразу пригласили этого биолога, и сказали ему: «Нам 
необходимо, наконец, выяснить, какая же из теорий отвечает действительности».