«Слишком-долго-ждет-прыжка».
     Джон: Но через некоторое время ребенка снова принимают в игру. И с этих 
пор по отношению к нему нет никакой злобы или дискриминации. Они сделали все, 
что нужно делать в этой ситуации, и этот ребенок снова становится полноправным 
участником игры.
     Джуди: И если нарушает правила кто-то из взрослых, все члены этой культуры 
используют тот же самый механизм поддержания структуры сотрудничества.
     Джон: Что бы произошло на американской детской площадке? Проблемой стали 
бы взрослые. Потому что, если бы какой-то ребенок, не дай бог, замешкался, 
взлетел в воздух и приземлился где-то рядом с площадкой, все взрослые 
немедленно сбежались бы к нему. И внимание этого ребенка было бы привлечено ко 
вторичной выгоде, было бы подкреплено именно то поведение, которое правила этой 
игры как раз и призваны уравновешивать.
     Марна: Игра была бы объявлена вне закона. Она была бы запрещена.
     Джуди: На школу подали бы в суд, и ее пришлось бы закрыть.
     Джон: «Вне закона» - Марна использовала совершенно точное слово. В 
традиционной культуре внутренние репрезентации, с которыми я согласую свое 
поведение, постоянно копируются и отражаются структурой культуры, в которой я 
живу. Но в нашей повседневной жизни это не так.
     Джуди: Но как мы это делаем? Закон!
     Джон: Законодательные маневры и право - зыбкое отражение и отдаленное эхо 
согласованной культуры. Культуры можно классифицировать по степени их 
согласованности, просто замечая, какие формы они используют для возвращения 
отклоняющегося поведения в рамки нормы. В согласованной культуре насмешка и 
презрение обычно решают большинство подобных проблем. Почему? Почему это 
работает там, но не работает здесь? Потому что если мы - члены согласованной 
культуры, то я знаю, что внутренние репрезентации других членов моего племени 
соответствуют моим репрезентациям, и культурные методы структурированы так, 
чтобы эти значения постоянно укреплялись. И я могу рассчитывать на них с такой 
же уверенностью, как и на то, что я - член этой культуры, этого племени. 
Поэтому достаточно насмешки, презрительного комментария, чтобы запустить у 
«нарушителя» определенные репрезентации, которые заставят его изменить 
поведение, вернуть его в пределы диапазона, приемлемого в нашей культуре. И чем 
больше в сдерживании отклоняющегося поведения участвуют насилие, полиция, армия 
и законодательная власть, тем больше это указывает на отсутствие внутренней 
культуры, дополненной внешними формами. Вот простое и точное средство измерения 
степени потери согласованности в социальной системе.
     Женщина: В нашем обществе место насмешки и презрения над неприемлемым 
поведением занимают моральные оценки. Мы часто слышим, как люди говорят: «Дети 
жестоки». На самом деле дети делают в точности то, что и в вашем примере, и все 
же детям внушают, что «жестоким» быть плохо.
     Джон: Вам преложат обратиться к адвокату. Мой адвокат может на законных 
основаниях побить вашего адвоката.
     Мужчина: Можно спросить? В этой ритуальной детской игре дети сами учатся, 
из поколения в поколение, или этой игре их учат взрослые?
     Джон: Нет, дети учатся сами. Они самостоятельно устанавливают правила. 
Ричард?
     Ричард: Это - важное различие. Я вырос в большой итальянской семье, и у 
нас взаимодействие между отцом и матерью было очень жестко структурировано. 
Однако после ужина мы делали то, что меняло эту структуру - мы музицировали. 
Оказывалось, что Отец теперь стал таким же, как и мы. Один из нас мог играть на 
барабане, другой - на гармонике, третий - на гитаре, четвертый - на фортепиано. 
В это время я учился тому, чему не мог научиться больше нигде. Это позволяло 
мне взаимодействовать с родителями совершенно иначе, чем в других ситуациях. 
Они могли пустить петуха, сбиться с ритма, так же, как и я. И все это звучало 
просто замечательно. Когда музыка заканчивалась, вступал в силу другой набор 
ролей. «Все. Пора спать». Именно так. И ритуал, религиозный ритуал, казалось, 
устанавливал рамку архетипов, так что Отец ассоциировался с Богом, а Мать - с 
Пресвятой Девой католической веры.
     Джон: Что трудно было себе представить. Я имею в виду, что мой отец, может 
и плотник, но я ведь точно знаю, что моя мать не девственница, не так ли? 
(Смех)
     Джуди: Музыка была той структурой, в пределах которой кибернетика семьи 
могла на время меняться.
     Ричард: Разница была огромна. Как день и ночь. Когда музыка заканчивалась, 
весь этот пузырь лопался, и нужно было возвращаться в совершенно другой мир.
     Джуди: И у вас возникало другое описание.
     Ричард: О, да.
     Джуди: Ничего не выходит из ничего.
     Джон: По Грегори, каждое различие, которое мы обнаруживаем, предполагает 
двойное описание. У некоторых индейцев американских прерий есть метафора, 
описывающая это, - магический круг .
     Если собрать людей в круг, положить в центр этого круга колчан или стрелу 
и попросить людей описать его с той тщательностью, о которой говорит Хайнлайн в 
Страннике в странных землях10, то есть, попросить их описывать только то, что 
они видят в сенсорно определенных терминах, без оценок - все опишут стрелу 
по-разному. Заметьте, их описания будут разными только из-за геометрии ситуации.