описаний этой самой представительной и самой долгой со времен второй мировой 
войны пресс-конференции. Длилась она восемьдесят минут. Лучшее из описаний 
принадлежит перу Дональда Кихо. И это понятно, – не в пример многим, пришедшим 
в пресс-центр, чтобы получить официальный ответ на волновавший всех вопрос – 
что ж это было? – Кихо знал многие скрываемые факты, недомолвки, угадывал 
сценарий, режиссуру, подспудное течение пресс-конференции, подводные камни, 
которые командование ВВС постарается обойти. И годы спустя описание этого 
действа читается с увлечением, хотя сегодня мы понимаем: разведслужба ВВС, во 
всяком случае генерал Самфорд, знала об НЛО едва ли больше отставного майора 
Кихо, а все уловки и молчания генерала и других чинов пускались в ход лишь для 
того, чтобы скрыть растерянность и недоумение.
Ровно в четыре часа в зале для прессы появился невозмутимый начальник разведки 
ВВС генерал-майор Джон Самфорд со свитой. От АТИСа в нее входили полковник 
Дональд Бауэр и капитан Эдвард Руппельт.
Кихо отметил отсутствие майора Фурне и лейтенанта Холкомба, двух очевидцев 
ночных событий в Центре управления полетами 26—27 июля. Должно быть, это 
означало, что у них на происшедшее имелась своя точка зрения, отличная от 
мнения Самфорда.
Вступительное слово начальника разведки ВВС было спокойно и взвешенно. Говорил 
он так, будто речь шла о заурядных вещах. Кстати, во время всей 
пресс-конференции Самфорд ни разу не произнес «летающие тарелки» или 
«неопознанные летающие объекты». Он заменял их безобидным словом tНings, что 
означает «вещь» или «предмет», пожалуй, даже «штуковина». Сказал же он 
следующее: «ВВС почитают непреложным долгом опознавать, изучать любую вещь, 
оказавшуюся в воздушном пространстве и представляющую потенциальную угрозу США. 
В силу этого обязательства еще в 1947 году мы создали проект „Сайн“, а затем 
как его продолжение другую, более представительную разветвленную организацию, 
изучившую около двух тысяч подобных донесений. Из этого массива, к нашему 
удовлетворению, мы сумели отделить те из них, что изначально касались 
неопознанных объектов. В подавляющем большинстве они оказались дружественными 
самолетами или предметами, ошибочно опознанными, преднамеренным обманом – 
достаточно было и таких случаев, – а также явлениями, связанными с 
распространением электромагнитных волн или метеорологического свойства, 
аберрацией и так далее.
Однако остается около двадцати процентов донесений, в которых люди бесспорной 
репутации рассказывают вещи весьма спорные. И поскольку пока невозможно 
отождествить или соотнести эти вещи с большей частью уже объясненных, они 
по-прежнему остаются предметом нашей озабоченности. Трудность же вынести 
какое-либо заключение относительно этих донесений объясняется отсутствием 
эталона, иначе говоря, способа измерить те самые вещи, о которых одни сообщали 
скупо, другие подробней, но без мерила, способного той вещи, идее или тому 
явлению придать нечто такое, что превратило бы их в материал, подлежащий любой 
разновидности анализа.
Заинтересованность наша объясняется отнюдь не интеллектуальной 
любознательностью, а стремлением оценить, определить возможную угрозу США. И 
сегодня мы можем заявить: не существует ничего такого, что воспринималось хотя 
бы как отдаленная перспектива, отдаленное предостережение тому, что мы каким бы 
то ни было образом могли отождествить с угрозой национальной безопасности…»
Генерал Самфорд, по свидетельству людей, знавших его, был человеком 
немногословным и предпочитал изъясняться короткими рублеными фразами. Но тут он,
 очевидно, рассудил, что телеграфный стиль приведет к нагнетанию драматизма, а 
посему избрал витиеватый, академический слог, как бы призывая слушателей к 
спокойствию и рассудительности.
Вступительная речь длилась около пяти минут. Несмотря на признание двадцати 
процентов необъясненных случаев (на две тысячи – это четыреста!), напряжение 
спало.
Но к пресс-конференции готовился не только генерал Самфорд, подготовились к ней 
и журналисты. Сразу же обозначились горячие точки, вокруг них и вращались 
разговоры все восемьдесят минут. Одна из постоянных тем – эпизод первой 
вашингтонской ночи, когда три радара одновременно в продолжение тридцати секунд 
фиксировали НЛО над Ривердейлским радиомаяком. По мнению специалистов, это 
означало, что цели были реальные, а не мнимые. Об этом был задан первый вопрос.
Репортер. – Известны ли случаи одновременного обнаружения целей более чем одним 
радаром? Иначе говоря, фиксировались ли несколькими РЛС эхо-сигналы, исходившие 
из одной точки?
Самфорд. – Вы имеете в виду в прошлом?
Репортер. – Да, сэр.
Самфорд. – Что ж, вещь не столь уж необычная. Феномен переходит с одного радара 
на другой с достаточной степенью вероятности, что это тот самый феномен. Если 
же вести счет на секунды, я бы воздержался утверждать…
Репортер. – Разве такой пеленгации недостаточно, чтобы быть уверенным, что 
феномен находится именно в этой точке?
Самфорд. – Исключительно редкий случай.
Репортер. – Так был такой случай?
Самфорд. – Исключительно редкий. Даже не припомню.
Начальник разведки, конечно, лукавил. Многие журналисты успели разобраться в 
сути триангуляции и знали, что она состоялась 19—20 июля. В последующем диалоге 
тема не была забыта. Правда, вопросы ставились недостаточно четко, и Самфорд их 
парировал – то с помощью утиных стай, то ссылаясь на неопытность операторов. Но 
вот разговор вернули к триангуляции.