радары в далеком штате Вашингтон засекли на высоте тридцати тысяч футов цель. 
Продвигалась она в северо-западном направлении со скоростью девятьсот миль в 
час. Засекли ее одновременно два радара, что говорило о надежности наблюдения. 
Но все прочее относилось к области догадок. Те же огни, но летящие в обратном 
направлении?
Тридцать первое августа также отмечено пролетом огней. Примерно в 00.30 мать с 
дочерью ехали на машине близ Лаббока и в каких-нибудь ста пятидесяти ярдах от 
ветрового стекла увидели грушевидный объект, неторопливо скользивший к востоку 
на высоте ста-ста двадцати футов.
Когда в донесениях появляется слово «грушевидный», возникает искушение принять 
объект за метеозонд – они как раз такой формы. Из-за утечки газа иногда теряют 
высоту. Проверили метеосводку, ветер дул с востока, а плыть против ветра зонд 
не способен. Впрочем, «грушевидный» – в какой-то мере и клинообразный. Тем 
более в показаниях матери и дочери промелькнуло сравнение объекта с фюзеляжем 
бомбардировщика. Прежде чем объект по крутой спирали взмыл вверх и скрылся, 
женщины успели разглядеть что-то похожее на иллюминатор. Даже если они и 
внушили себе насчет иллюминатора, в лаббокскую эпопею опять вторгалось 
бесшумное летающее крыло.
И еще раз оно всплыло при расследовании. Сведения исходили от профессорской 
группы. По слухам, одна женщина видела крыло, однако им это показалось такой 
нелепицей, что не сочли нужным проверить показания, и след был потерян.
Много времени у Руппельта отняли фотографии. Рассказ Карла Харта, студента и 
фотографа-любителя, звучал правдоподобно. 31 августа, за час до полуночи, он из 
окна спальни увидел цепочку летучих огней, о которых читал в газете. Он знал, 
что перелет может повториться. Взяв камеру, Харт вышел во двор. Диафрагму 
раскрыл до предела, выдержку поставил 1/10 секунды. Огни появились вновь, и 
Харт успел сделать два снимка. Несколько минут спустя прошла еще одна 
светящаяся эскадрилья. На этот раз Харт щелкнул трижды.
Во дворе своего дома он повторил манипуляции с фотокамерой, а Руппельт следил с 
хронометром в руке. Руппельт сам занимался фотографией и не нашел к чему 
придраться.
Но профессора уверяли, что фотографии Харта запечатлели совсем не то, что 
видели они. Не приходилось им наблюдать фигуры в виде тупого клина, 
изображенного на первых двух фотографиях. Впрочем, ни разу не видели они двух 
совершенно одинаковых фигур. Да и Харту казалось, что он снимает близкую к 
полукругу фигуру, похожую на то, что описывали профессора. Когда же пленку 
проявили, на ней получился тупой клин.
В редакции местной газеты офицеры не услышали ничего такого, что могло бы 
опорочить фотографа или фотографии. Да, Карл Харт иногда предлагал свои 
фотографии, изредка у него что-то покупали. Пленку с ночными огнями он принес 
проявлять в фотолабораторию газеты, подделка или ретушь исключались. Гласный 
редактор долго колебался, прежде чем напечатать снимки, без церемоний 
допрашивал Харта, – студент-первокурсник, не велика птица! – не собирается ли 
подсунуть им подделку… Грозил выжить парня из города, если обнаружится обман. И 
всякий раз Харт с подкупающей искренностью заверял, что снял то, что видел, 
хотя не имеет понятия, что это такое. За фотографии он получил десять долларов.
Вряд ли в те четыре дня, что Руппельт носился по Лаббоку и окрестностям, 
нашлось у него время спокойно перебрать и сопоставить факты. Лишь когда – с 
ворохом отчетов, донесений, газетными вырезками, с негативами и фотографиями 
Харта – он сел в самолет, появилась возможность спокойно обдумать.
Так, может, все-таки отражение фонарей дневного света на грудках птиц? В пользу 
этой версии было время: конец августа – сентябрь, пора осенних перелетов. Ну, а 
летучие огни вдали от Лаббока, где нет не только фонарей дневного света, но 
вообще фонарей.
Не шло из головы бесшумно пролетевшее в сумеречном небе крыло с огнями по 
кромке. Чтобы из Альбукерке поспеть в Лаббок к 21.10, крыло должно было идти со 
скоростью 750-1000 миль в час. Именно с такой скоростью летел объект, несколько 
часов спустя засеченный двумя радарами… Только тот летел в обратном направлении.
 И это было в штате Вашингтон.
Да, слишком много неизвестных, возможно между собой и не связанных. Ночное небо 
таит столько неожиданностей. Скорее всего, каждый случай придется решать 
самостоятельно. Но как быть с летающим крылом! Единственные надежные свидетели 
– ученый и его жена из Альбукерке…
На коленях у Руппельта лежала купленная в аэропорту утренняя газета. Сосед, 
пожилой человек с обветренным лицом, в широкополой ковбойской шляпе, в сапогах, 
настойчиво косился на заголовки первой полосы – о пронесшемся метеоре, о 
загадочных небесных явлениях.
Уклониться от разговора не удалось. Попутчик оказался фермером из окрестностей 
Лаббока. Поговорили о ночных летучих огнях. Руппельт терпеливо выслушал 
известные подробности. После паузы по необычному выражению лица – и робость и 
гордость вперемешку – Руппельт понял: сейчас последует что-то личное, пережитое.
 Но то, что он услышал, потрясло. Это был рассказ о недостающем звене 
лаббокской эпопеи. Рассказ о летающем крыле. Дальше словами Руппельта:
«В тот самый вечер, когда профессора увидели созвездие огней, его жена, 
фермерша, тоже кое-что видела. Только ни единая душа в Лаббоке о том не узнала, 
даже ближайшие друзья. Боялись, как бы их с женой не сочли сумасшедшими. Мне же 
он рассказывает потому, что я нездешний. Сам он сидел дома, читал газету… Жена 
влетела в комнату, по его словам, белее простыни, которую держала в руках. 
Насколько он помнит, произошло это минут за десять до того, как профессора 
увидели огни… А жена у него не робкого десятка и не из тех, кто любит