или нескольких областях и способность генерировать новые идеи.

Идеи… Загадочный дар, тайна за семью печатями! Откуда они приходят к нам? 
Теолог скажет, что все идеи от Бога, но с этим трудно согласиться, поскольку 
Бог есть Любовь, а идеи бывают жуткими – геноцид, каннибализм, концлагеря, 
насилие; получается, что дьявол равноправный партнер в процессе потусторонней 
генерации идей. Диалектический материализм утверждает, что идеи, как и прочие 
наши мысли, суть отражение объективной реальности, данной нам в ощущениях, и, 
может быть, в этом истина: много лет мы отражали советскую реальность и мыслили 
на ее счет такое, что она не выдержала и спеклась. А вот британский физик 
Роджер Пенроуз [21] считает, что есть вселенский Банк Идей, откуда они летят 
как кванты света и проникают в наши головы. Конечно, не во все, а только в мозг 
таланта или гения. Почему? Тоже тайна, глубокая тайна!
Но если не касаться ее загадочных корней, а обозреть процесс хотя бы по вершкам,
 то мы увидим следующее:
есть внешний импульс, толчок к идее – прочитанное или увиденное, подслушанное 
слово, всплывшее воспоминание или переживание;
иногда идея вызревает сразу вслед за полученным импульсом, а иногда импульс 
ведет к долгим и временами мучительным раздумьям;
идеи приходят внезапно и являются, по-видимому, не плавным завершением 
логического процесса мышления, а неким стремительным скачком интуиции;
идеи приходят когда угодно и где угодно – временами во сне или в состоянии 
полусонного транса.
Подчеркну еще раз, что я говорю о новых идеях, не озвученных прежде кем-либо из 
обитателей Земли. Но гений способен и к другому фокусу – он умеет влить новое 
вино в старые мехи и создать великое произведение, пользуясь старой идеей. 
Пожалуй, принципиально новые идеи чаще появляются в научной сфере, тогда как 
«вливание вина», то есть новое видение старых проблем и сюжетов, скорее 
прерогатива искусства (трагедии Шекспира, статуи Микеланджело, полотна 
Леонардо).
Но что бы мы ни говорили о процессе творчества, гениальность была и остается 
загадочным качеством, присущим одной личности из миллиона, а скорее – из 
десятков или сотен миллионов. Такая редкая избирательность поразительна! Это 
достаточно яркий факт, чтобы считать гения особым существом, не похожим на вас 
и на меня. Насколько не похожим? Чтобы пояснить отличия, я приведу краткую 
биографию Э.Галуа [22], бесспорного математического гения, прожившего на свете 
двадцать с половиной лет.
Эварист Галуа родился 26 октября 1811 года в городке Бур-ля-Рен, в десяти 
километрах от Парижа. О его детстве почти ничего не известно, и первой 
серьезной вехой на его жизненном пути является 1823 год, когда он, в возрасте 
двенадцати лет, поступает в лицей Луи-ле-Гран. Здесь, спустя три года, Эварист 
и открыл для себя математику. Быстрота, с которой мальчик продвигался в этой 
области знаний, поразительна. Почти с самого начала он отказался от школьных 
учебников; он изучал основы математической науки по классическим трудам 
Лежандра «Решения численных уравнений» и «Теория аналитических функций». В 1827 
году, будучи учащимся класса риторики Луи-ле-Гран, он был уже знаком с работами 
Эйлера, Гаусса и Якоби. К концу учебного года Эварист самостоятельно 
подготовился к экзаменам в Политехническую школу, самое престижное французское 
учебное заведение того времени. Экзамены он не выдержал, однако в октябре 1828 
года ему удалось попасть в математический класс лицея Луи-ле-Гран, который вел 
профессор Ришар, молодой блестящий преподаватель.
Сохранились записи Ришара, в которых он характеризует юного Галуа как самого 
способного из своих студентов. Ришар помог ему опубликовать первую работу, 
увидевшую свет в мартовском номере «Математических Анналов», первого 
математического французского журнала. Состоялось и заседание Академии, на 
котором Пуансо и Коши должны были рассмотреть работу Галуа, однако закончилось 
оно безрезультатно: Коши потерял присланную рукопись.
Тем не менее, публикация работы в специальном журнале была большим успехом для 
юного ученого, и никто не сомневался, что он поступит в Политехническую школу. 
Тем неожиданней стал его провал на экзаменах в 1829 году. Одаренность Галуа 
казалась несомненной, и причины провала до сих пор неясны. Считается, что один 
из экзаменаторов посмеялся над Эваристом, когда тот излагал свои математические 
идеи, что вызвало у него вспышку гнева.
Галуа пришлось продолжить образование в менее престижной Нормальной школе. В 
октябре 1829 г. он был зачислен в Школу и в первый же год обучения познакомился 
с Огюстом Шевалье, который до конца жизни оставался его единственным близким 
другом. Под влиянием Шевалье он начал интересоваться политикой; постепенно 
стали складываться его республиканские убеждения.
Июльская революция 1830 г. привела к власти во Франции правительство 
Луи-Филиппа, ставленника крупной буржуазии, которая использовала 
республиканские настроения парижан для свержения предыдущего монарха, но отнюдь 
не собиралась поощрять их в дальнейшем. Однако молодой Эварист искренне верил 
революционным лозунгам. В ноябре 1830 г. он вступил в Общество друзей народа и 
записался в артиллерию Национальной гвардии; к этому времени у него было уже 
подготовлено несколько математических работ.
Эварист не скрывал своих политических пристрастий, отстаивая их со всем пылом 
юности. В результате он вступил в конфликт с директором Нормальной школы Гиньо, 
который постарался избавиться от беспокойного студента; по его навету Галуа в 
начале 1831 г. был исключен из Школы. Лишенный стипендии и пансиона, потерявший 
летом 1829 г. отца, Эварист Галуа остался без средств к существованию; он мог