— Грязная история. И все это гребаное американское недоверие. — Браун глянул 
расширившимися глазами на третий стакан. — Этот Педди дрался, но никогда не 
хватался за нож. А этот Джованни тихий. Но если драка, то вытаскивает нож. Вот 
тебе и на: разные правила взаимно уничтожаются. Крышку с насилия сорвало, и 
люди живут в аду.
В полумраке нелегальной таверны волосы Брауна приобрели неестественно желтый 
оттенок.
Официант унес стаканы. Принес новые. Браун ощупал шрам на брови:
— Я сидел в тюрьме. Из-за… — он злобно ухмыльнулся, — разных таких делишек. Но 
когда мужик заматереет, он, видишь ли, начинает думать иначе.
— Помнишь, как они пели? — не мог прийти в себя Никола.
Обадайя Браун в обычной жизни был человеком неразговорчивым, он считал, что 
лучше дважды ошибиться, чем один раз объяснить. А теперь он вдруг разговорился. 
Четвертое пиво сменил пятый ром. Браун вспомнил:
— В детстве у меня была нянька. Математику я знал лучше, чем брат. Теперь он 
сидит в кабинете, до потолка забитом книгами. А я живу вот так. — Он опять 
притронулся пальцем к шраму. — Он каждый раз зовет меня в День благодарения на 
индейку величиной с верблюда. А я не хожу.
Губы Брауна растянулись в издевательскую улыбку. Он оскалил зубы, которые были 
еще желтее, чем волосы, и многозначительно посмотрел на Теслу:
— Ты рассказывал мне о своем моторе. Думаешь, я не понимаю? А я понимаю! Я ведь 
учился. Это ведь просто. Выкидывается этот… коллектор, — кривясь, он выговорил 
непривычное слово, — и ток передается на большие расстояния. С чем не может 
справиться Эдисон. Не так ли?
Официант треснул кружкой пива перед Теслой и нежно опустил стакан рома перед 
Брауном. Браун понюхал напиток и подмигнул Тесле, которого удивила его 
памятливость.
— Ну, хватит об этом, — отрезал Браун. — Пора кончать. Я познакомлю тебя с 
братом. Он сумеет помочь тебе. Если уж мне не может…
Вокруг них дрались обезьяны в обносках и полуцилиндрах, ум которых сжег 
демон-ром.
— Мы живем на краю бездны, — кривился Обадайя Браун. — Живем по законам 
подполья. Но ведь хоть кто-то должен выкарабкаться.
Браун вышел из трактира походкой прирезанной курицы. Тесла подумал, что наутро 
он вряд ли хоть что-то вспомнит.
Между тем в следующее воскресенье Браун объявился причесанным и лопоухим. В 
проборе, разделившем желтые волосы, белела кожа черепа. Он приказал Тесле 
одеться поприличнее и отправиться с ним.
— Хватит болтать на ветер. Пошли со мной!
С полчаса они молча шли в направлении верхней части Манхэттена. Прогулка 
оказывала волшебное действие. Исчезал мусор. Прохожие и витрины выглядели 
достойнее. Цилиндры вытянулись, а воротники стали меховыми. Женщины в 
кринолинах волокли за собой целые штуки материи. Перед воротами «Вестерн юнион 
телеграф» стоял швейцар в позументах. Вместо того чтобы отогнать их, он вежливо 
улыбнулся и провел гостей в канцелярию. Альфред А. Браун был ведущим инженером 
«Юнион телеграф».
Братья вежливо обнялись в дверях. Оказалось, что брат Обадайи Брауна — любезный,
 слегка взволнованный человек. В каждое движение он вкладывал двойную энергию. 
Он резко выхватил пенсне и водрузил его на нос. Увеличенные зрачки встретились 
с каштановыми глазами Теслы.
— Я знаю, кто вы, — произнес Браун. — У меня тоже есть пара патентов на 
электролампы. Я помню ваши лампы по Рехвану.
В этой комнате все находилось на своем месте, начиная с теплых ореховых панелей 
до витражей в верхней части окон. Браун то и дело сверкал чем-нибудь — стеклами 
пенсне, золотым пером, табакеркой. Запах чистоты, крахмальный воротничок, 
сверкание табакерки и подчеркнуто любезный тон были знаками, означавшими 
радость возвращения в родные места.
Сначала Обадайя Браун, размахивая огромными кулаками, достойными профессора 
Пешла, произнес несколько слов. Потом долго и тихо рассказывал Тесла, 
демонстрируя листки с эскизами. Альфред Браун слушал его. В заключение он 
крепко пожал ему руку. Он проводил их, похлопывая брата по плечу. Договор 
немедленно принес Тесле светлый номер в гостинице и приличный гардероб в шкафу. 
Браун довел до его сведения, что работать он может в его лаборатории, а еще он 
договорился о встрече в следующем месяце с Чарльзом Пеком, адвокатом из 
Нью-Джерси.
— Его «может быть», — заржал он, — значит больше, чем «да» многих других людей!
Пек знал, что многофазная система, с которой экспериментирует Вестингауз, 
хромает.
— Однако он сомневается и в вашей системе, — предупредил Браун.
Последняя суббота апреля принесла неожиданный холод и давно ожидаемую встречу. 
Белела накрахмаленная грудь Теслы, и он почувствовал себя лебедем среди лебедей.

Его невероятная худоба удивила присутствовавших.
Скрипя новенькими ботинками, он расхаживал по лаборатории Брауна. Неделями он, 
сдерживая дыхание, готовился к этому. Возбуждение вновь раздвинуло стены. 
Новенькая рабочая модель его мотора ждала оценки.
Морщины на лбу Чарльза Пека напоминали нотный стан. Они выглядели коряво, но 
убедительно. Тесла понял, что этого человека можно заставить поверить, но 
нельзя очаровать. Пек мельком глянул на часы.
— Прошу вас! — кивнул он, демонстрируя полное отсутствие улыбки.