После ухода гостей на столе оставалось достаточно еды, чтобы устроить еще один 
ужин.
После ухода гостей в семье Николы обычно произносили одну из двух фраз. Первая 
была такой: «Хороший человек!» — а вторая: «Боже, ну и дурак!» Отец Николы 
пришел к компромиссу. Заперев за родственниками дверь, он вздохнул:
— Хорошие люди, но дураки!
Родственники растворились во мраке, словно три демона, которые должны были 
рассказать вернувшемуся в родные края о том, как обстоят дела на родине. Когда 
они удалились, Никола ощутил тоску по аудиториям политехнической школы. Через 
двадцать четыре часа даже голубизна Плитвицких озер стала терять очарование. 
Ему показалось, что жизнь в провинции завязана мертвым узлом. Пальцы в кровь 
обдираешь, а узел этот не поддается.
Снаружи всю ночь не утихал рыдающий, металлический собачий лай. Наконец 
розоватый отблеск света замерцал на стене. Студент сел на кровати и засмотрелся 
на румяную зарю.
— Материнский свет, — пробормотал он. — Материнский свет!
Вопреки идеальному покою, царившему под материнской крышей, молодой человек с 
расколотым сердцем желал немедленно рвануть в Грац.



23. Дуэль

Рассказали, что в аудитории политехнической школы в Граце путь Николе преградил 
красномордый студент.
— Вали домой, — сказал он. — И учись. Чтобы профессора тебя еще больше полюбили.

Молодой человек был членом студенческого братства, на лице у него был шрам от 
удара рапирой. И еще он был завистлив. Молодого человека звали Вернер Лундгрен. 
За сходство с героем Вагнера, который вопиет в аду наслаждений, его прозвали 
Тангейзером.
— Ты умеешь зубрить, это известно, — сказал Тесле Вернер Лундгрен. — Но готов 
ли ты к жизни, к песне? К веселью? — подчеркнул он, насмешливо глядя ему прямо 
в глаза.
Лицо Теслы приняло выражение предков, которые знали, как следует отвечать на 
вызов.
— Значит, сегодня вечером, — произнес Никола. — В «Ботаническом саду».
Тангейзер кивнул.
На этом месте я должен слегка придержать читателя за локоток, потому что сейчас 
мы вступаем на территорию легенды.
Вопрос не закрыт.
Действительно ли Никола Тесла и Вернер Лундгрен, по прозвищу Тангейзер, сошлись 
в тот вечер в «Ботаническом саду»? Состоялась ли легендарная дуэль на напитках? 
Правда ли, что опустошенные стаканы заняли весь стол? На самом ли деле с двух 
сторон с воплями болели сербские и австрийские студенты? Неужели зал стал 
меняться в размерах, а заботливая официантка погладила Теслу по мокрой голове? 
Действительно ли соперник и подельник Теслы зашатался и растворился в желтом 
свете? Воистину ли Тангейзер рухнул вместе со стулом и его молодая голова 
треснулась об пол? Действительно ли Никола, не вслушиваясь в крики болельщиков, 
выбежал в преобразившуюся ночь?
Изменила ли дуэль жизнь Теслы?
Стала ли дуэль спусковым крючком?



24. Другой грац

С похмелья Никола увидел другой Грац. Люди скалили морды, напоминая лисиц и 
диких котов. По мостовой гремели фиакры и телеги, груженные пивными бочками. В 
пивных трещали бильярдные шары, а студенты восклицали здравицы:
— Выпьем, друзья!
И Никола привязался к веселым студентам.
В дневнике он записал:

«Надо бы поблагодарить Тангейзера за то, что он открыл мне глаза. Если хочешь 
признания своих академических успехов, следует отказаться от собственных 
устремлений, потому что это никого не интересует. Студенты привыкли, что 
преподаватели рассказывают им о том, что их ожидает. Оппортунист не станет 
думать, если его не ожидает награда. Почему? Потому что он думает не как 
свободный сущий, но так, как ему позволено».

Город жил, и он в нем тоже. И в другом Граце он стал другим человеком. Прежде 
чем выйти в город, он облизывал палец и подкручивал им усы и поправлял брови. 
Щеголял в сюртуке, ломая голову над тем, из каких денег за него заплатить. Он 
задолжал портному Мурку, глядя на которого невозможно было понять, то ли у него 
муха в ноздре, то ли он пытается галантно улыбнуться. Никола забросил занятия и 
сдружился с Тангейзером. Они познакомились с каким-то медиком по кличке Доктор 
и каждый раз, заказывая выпивку, кричали: «То, что Доктор прописал!» Тангейзер 
хлопал его по плечу:
— Нико, ты человечище!