|
расплакалась из-за того, что так и не училась в школе.
13. Начинающие жизнь
Кто бы мог подумать!
Кто бы подумал, что несколько лет спустя Никола и Моя будут сидеть в скором
поезде, касаясь друг друга локтями!
На Николе были ботинки, купленные для Данилы, когда тот готовился к гимназии.
Вскинутая отцовская рука исчезла в дыму перрона.
— Мой Нико! — шептал отец сыну, который его не слышал. — Только ты выучился на
ребенка и вот превращаешься в юношу. Выучишься на юношу и станешь зрелым
мужчиной. И поймешь, что мы всю жизнь только и делаем, что начинаем…
— Поехали! — печально воскликнул Моя.
В их купе вошло основательное стриженое дитя, подталкиваемое отцом и матерью.
Вошедшие закрыли вагонное окно, чтобы не залетали искры и сажа. Никола
расправил плечи. Теперь они с Моей уже большие. Им следовало разговаривать на
серьезные темы. Эти серьезные темы были такими, что язык у Николы прилипал к
нёбу. Но надо было быть взрослыми. Он вспомнил, как жители Лики в 1866 году
возвращались с войны в Далмации, и спросил Мою, правда ли, что австрийский
император победил в той войне?
— Да, — ответил отличник Моя. — Победил на Висе и при Кустоцце.
— А почему тогда император потерял земли в Италии?
Пар в котле паровоза превращался в неумолимый стук колес: та-дам! та-дам!
та-дам!
Они ехали в Карловац, чтобы начать учебу в гимназии. Сердце Николы стучало в
ритме стальных колес. Он почувствовал рост пространства. Он ощутил, что мир
расширяется и в этом расширяющемся мире можно дышать полной грудью. Поезд рычал,
как дракон, и вилял хвостом, врываясь в огромный мир. Рельсов не было, они
просто вырастали перед паровозом.
В купе серьезный малец положил голову на материнское плечо и живо произнес:
— Рассказать вам, что мне приснилось? Мы пошли погулять, а из земли стали
вырастать змеи… А кто такой барсук?
— Животное, — объяснила мать. — Вот с такими зубами.
— Крупнее курицы?
— Ну, куда курице до него!
Стараясь приручить пейзаж, Никола и Моя прильнули к окну:
— Смотри, маленький домик!
— Там живет обходчик, — сообщил Моя.
Домик обходчика, лошадь, привязанная к забору, и куры во дворе пролетели быстро,
их сменила другая картина.
— Туманные здесь края.
— А вон смотри — дворец!
На станциях выходили люди.
— Места есть. Помогать надо друг другу. Надо, — бормотала женщина в коридоре.
Кроны деревьев качались перед зданиями вокзалов. Осмотрщик звонким молотком
пересчитывал колеса. Железнодорожники в униформах подавали сигналы к
отправлению. Свисток распарывал мышиный послеполуденный цвет. Вход в туннель и
выход из него напоминали детскую игру в «Закрой глаза — открой».
Паровоз гугукал, как огромный вяхирь. Искристый хвост мотался за ним в первых
сумерках.
Вглядываясь в неразгаданное будущее, похожее на ничто, Никола почувствовал себя
бессильным.
— Закончились горы, — грустно произнес он.
Они впервые увидели равнину и роскошные здания, совсем непохожие на те, к
которым привыкли в Лике.
— Чем больше земля на говно похожа, тем богаче люди, — заключил Моя.
14. Преображение
В Карловаце Николу встретил дядя Бранкович и отвел его в двухэтажный дом в
стиле барокко, номер 17. Тетка заставила его продекламировать перед дядей:
«Помимо знаменитых Трбоевичей в Медаке, Милоевичей в Могориче, Богдановичей во
Вребаце и Дошенов в Почителе, Мандичи из Грачаца — один из самых именитых
поповских родов в Лике!»
Потом тетка наложила палец на губы мальчика и произнесла:
— Запомни, все болезни — от перегруженного желудка.
Стоило только дядюшке добродушно подложить Николе в тарелку куриную ножку, как
тетка взвизгнула:
— Ники! — И шустрая рука заставила ножку исчезнуть.
Загадочный теткин ум пришел к выводу, что духовная пища может заменить
физическую. После ужина Никола тянул кухарку Мару за рукав:
— Намажь мне на хлеб маслица!
— Госпожа не разрешает, — сердилась грудастая Мара.
Несмотря на неважную кормежку, мальчик менялся. Пока другие дети играли, он
забирался в кладовку и тайком рос. У него появилась склонность к сутулости. У
дяди Бранковича появилась привычка неожиданно шлепать его по спине, восклицая
|
|