Быть может, вполне прав Герман, который хотя и не знал всех этих подробностей, 
но, основываясь на донесениях иностранных дипломатов, утверждает, что Екатерина 
предприняла летом 1764 года путешествие в Лифляндию «для того, чтоб своим 
отсутствием как бы показать, что она ничуть не причастна к катастрофе, которая 
без нее должна была случиться в Петербурге»
[5]
.


«Чтобы нечего было опасаться со стороны верности гвардии, — продолжает Герман,
 — она взяла с собою в путешествие к свите все самые горячие головы и людей, 
особенно уважаемых народом. Так что прочие офицеры, по большей части неопытные 
или изнеженные, всегда должны были опасаться находившейся в Лифляндии опытной 
армии с лучшими начальниками в главе ее».

Если допустить справедливость этих фактов, если считать, что план покушения 
Мировича исходил от самой императрицы и был приведен в действие Тепловым, тогда 
объясняется если не все, то многое. Становится понятно, почему 4 июля приезжал 
в Шлиссельбург сенатский регистратор Бессонов, служивший в канцелярии Теплова и 
уговаривавший трех своих знакомых ехать в Шлиссельбург. Почему именно он 
упросил коменданта устроить прогулку по крепости и почему он потом расспрашивал 
Чефаридзева, о чем говорили между собой во время этой прогулки он и Мирович. 
Понятно, почему Мирович без спросу пустил в крепость этих людей, а потом, после 
их отбытия, уже поговорив с Бессоновым и Чефаридзевым, в тот же день принялся 
за выполнение своего предприятия и, между прочим, велел часовым пропустить те 
шлюпки, которые приедут ночью.
Не только понятны, наконец, но и вполне вероятны следующие факты, приводимые 
Гельбигом: «Во время следствия Мирович постоянно смеялся над допросами, потому 
что был убежден, что не только не будет наказан, но еще и щедро награжден. Чтоб 
он никого не предал, его палачи не разубеждали его. Мирович продолжал хохотать, 
даже когда его вели на место казни и объявляли ему приговор…» Екатерина могла 
рассчитывать, что Мирович ее не выдаст. У него же было еще столько надежды 
впереди.
Добавить к сказанному можно, думается, только одно. Как и тобольский купец Иван 
Зубарев, подпоручик Василий Мирович, кстати родившийся в том же Тобольске, был 
использован в дворцовых интересах. Но в отличие от первого (если считать, что 
тобольский купец избежал смерти и жил в Сибири) Мирович был жестоко обманут и 
пал жертвой коварной интриги.
Можно представить, что ему, отпрыску разорившегося рода, внуку одного из 
главных приверженцев Мазепы, обещали за услугу трону вернуть имение, отобранное 
в свое время у его деда-предателя. Он так усердно и безуспешно добивался этого, 
так долго обивал пороги канцелярий и писал столько прошений, что в конце концов 
ему пообещали исполнить его просьбу, но с одним условием: он должен был 
сымитировать государственный переворот.
На первый взгляд Мирович был всего лишь марионеткой в руках придворных 
интриганов. Но на самом деле он был игрушкой в руках судьбы. И что интересно, 
действующие лица и сам абрис этой драмы были намечены Нострадамусом в 
упомянутом пятнадцатом катрене восьмой центурии. В построчном переводе катрена 
упоминается «подобная мужу…великими делами-усилиями» женщина — Екатерина, «два 
затмения», или два покушения на верховную власть, и «охота — преследование» 
государственных преступников. Место действия — Север.
Между тем в Петербурге скоро забыли о каком-то смутьяне-поручике. Жизнь двора 
шла своим чередом. Многие годы все здесь казалось устойчивым и стабильным. Если 
не считать Пугачева и пугачевщины, о чем Нострадамус скажет так:

Когда злобный и черный огнем испытает
Свою руку кровавую, снова резня настает.
Луки натянуты вновь, и народ перепуган,
Видя, как в петлях висят бывшие их господа.

(47-й катрен, центурия восьмая)


Со временем близкие к императрице стали замечать на ее лице «верные признаки 
приближающейся хвори». Но сама она упорно сопротивлялась зревшему в ней недугу 
и даже похвалялась, что прошла пешком две или три версты от Зимнего дворца до 
Эрмитажа, доказывая, как она легка и проворна. Лечиться же предпочитала 
домашними средствами. И то ли в шутку, то ли всерьез заявляла одному из близких 
друзей: «Я думаю, что у меня подагра в желудке, но я ее выгоню малагой с перцем,
 которую пью каждый день по рюмке».
Однако настроение портили известия из-за границы — одно за другим приходили 
сообщения о кончине европейских монархов. Умер Фридрих II, король прусский, 
который, хотя она его и не любила, называла «Иродом», был все же помазанником 
Божьим. За ним настал черед австрийского императора Иосифа II, давнего ее 
приятеля. Не стало ее друга князя Потемкина, любезного сердцу Гриши. Печальные 
известия нахлынули одно за другим из Стокгольма и Парижа. На маскараде в опере 
злодей Анкарстрем из личной мести застрелил шведского короля Густава III. Хотя 
отношения Екатерины с королем были непростыми, но он все же оставался ее другом.
 И уж совсем невероятной стала весть о злодейской казни несчастного Людовика 
XVI и королевы Марии-Антуанетты.