(катрен 63-й, центурия седьмая).


Пушечная пальба, прозвучавшая по этому поводу над городом, радостью отдавалась 
в сердце Лестока, назначенного в тот же час лейб-медиком двора. Последовали и 
другие назначения и награды участникам переворота. Не забыли, однако, и о тех, 
кто в результате его оказался низвергнут. Прежде всего было дано указание 
уничтожить все следы краткого правления Иоанна. Запрещалось упоминать его имя; 
бумаги и документы, где оно встречалось, подлежали сожжению; были изъяты из 
обращения монеты с изображением свергнутого ребенка-императора.
Вместе с тем новая владычица милостиво объявила, что повелевает «всю 
Брауншвейгскую фамилию вместе с Иоанном отправить в их отечество с надлежащею 
честию и с достойным удовольствием, предавая все их предосудительные поступки 
крайнему забвению». Поначалу действительно принц Антон-Ульрих, его жена Анна 
Леопольдовна, император Иоанн VI и сестра его Екатерина были отправлены в Ригу. 
Здесь, однако, их догнало распоряжение задержать семейство и впредь, до указа, 
содержать его под строжайшим надзором. С этого момента с бывшей правительницей 
и ее мужем стали обращаться как с государственными преступниками. Было 
запрещено допускать кого-либо для беседы с ними, получать и отсылать письма.
Что побудило изменить торжественно произнесенное ранее обещание?
Видимо, Елизавета Петровна, спохватившись, поняла, какую угрозу ее трону будет 
представлять бывший император, окажись он на свободе. К тому же распространился 
слух, будто узники дважды пытались бежать: однажды переодевшись в крестьянское 
платье, другой раз якобы на корабле. Тогда еще более усилили надзор за ними, 
запретив прогулки далее крепостного сада.
Но уже не слух о попытке бегства, а действительная попытка заговора в пользу 
свергнутого императора не на шутку встревожили царицу. Не прошло и семи месяцев 
после переворота, как летом 1742 года был открыт заговор — первый в ряду 
последующих — в пользу Иоанна VI при его жизни. Участники заговора, их было 
трое — камер-лакей Турчанинов, прапорщик Преображенского полка Ивашкин и 
сержант Измайловского полка Сновидов, — замыслили умертвить Елизавету Петровну 
и герцога Голштинского, ее племянника (будущего императора Петра III), и 
возвести на престол низложенного Иоанна Антоновича. Они утверждали, что 
Елизавета прижита якобы вне брака и потому является незаконной дочерью Петра I. 
С заговорщиками скоро расправились: высекли кнутом и сослали в Сибирь, вырвав 
язык и ноздри у главаря, а у остальных — только ноздри.
Случай этот породил при дворе «страшную боязнь и тайное смятение», вплоть до 
того, что императрица опасалась спать одна и проводила ночи в обществе 
нескольких приближенных, а отсыпалась днем, когда, как ей казалось, она была в 
безопасности.
Ровно через год появилось так называемое «лопухинское дело», и снова в пользу 
Иоанна Антоновича. На сей раз вдохновителем заговора был австрийский посланник 
маркиз Ботта. В числе участников оказался подполковник Иван Лопухин, заявлявший,
 как установило следствие, что, мол, через несколько месяцев будет перемена, 
намекая тем самым на возвращение низложенного Иоанна Антоновича. «Рижский 
караул, который у императора Иоанна и у матери его, — говорил он, — очень к 
императору склонен, а нынешней государыне с тремястами канальями ее 
лейб-компании что сделать?» А посему «перемене легко сделаться», тем паче что 
король прусский поможет и маркиз Ботта «императору Иоанну верный слуга и 
доброжелатель».
«С пристрастием» проведенное следствие выявило тринадцать русских участников 
заговора и одного иностранца. Замешанными оказались и две женщины — первая 
статс-дама Наталья Федоровна Лопухина и графиня Анна Гавриловна Бестужева, 
известная красавица. Обеих их высекли на Сытном рынке при народе, в кровь 
рассекли тело, тянули клещами языки изо рта.
И хотя вся вина подсудимых состояла, видимо, лишь в неосторожных высказываниях, 
расправились с ними скоро и жестоко: высекли кнутом, урезали языки, сослали в 
Сибирь. Что касается Ботты, то его по распоряжению австрийской императрицы 
Марии-Терезии посадили в замок Грац, где содержались государственные 
преступники.
Не успел пройти у Елизаветы Петровны страх, охвативший ее в связи с этим 
заговором, как новые тревожные слухи лишили сна императрицу. Доносили, что в 
Кенигсберге некий Штакельберг таинственно намекал на возможность в России новой 
революции. С юга, из Малороссии, тоже стекались донесения о разговорах, будто в 
столице существует сильная группа в пользу сверженного императора.
Требуются крутые меры, чтобы удержать власть в руках, нашептывали царице. 
Необходимо обезопасить трон — настаивал Лесток и предлагал крепко-накрепко 
заточить бывшего императора и его семью где-нибудь в глубине России, упрятать 
подальше и содержать в строгой тайне.
И Елизавета принимает решение перевести арестантов в крепость Дюнамюнде, затем 
следует новое распоряжение: отправить всю семью в Раненсбург — городок под 
Рязанью. Но и отсюда, кажется императрице, они могут угрожать ее трону. И 
следует новый указ. Осенью 1744 года узников переводят в Холмогоры, под 
Архангельском.
В здешнем остроге и суждено было провести семейству остальную часть жизни. 
Здесь вскоре скончалась Анна Леопольдовна, оставив вдовцом отца пятерых детей. 
Антон-Ульрих провел в заключении тридцать лет и умер глубоким слепым старцем. 
Дети его — две дочери и двое сыновей — были в 1780 году отпущены во владения их 
тетки, королевы датской Юлианы-Марии. Остаток дней своих они прожили в городе 
Горзеисе, где и похоронены на местном кладбище. Иная участь, еще более горькая,