обстоятельствах. Дрейфус был вновь приговорен к десяти годам заключения. Золя 
назвал приговор образцом «невежества, глупости, жестокости, лживости и 
злодеяния». Будущие поколения будут содрогаться, предсказывал он, добавляя, что 
«Иисуса осудили только раз».
Принимая во внимание состояние здоровья осужденного, которое сильно ухудшилось, 
президент Лубе спустя десять дней после вынесения приговора помиловал Дрейфуса. 
Власть стремилась сохранить хорошую мину при плохой игре и спасти свою 
репутацию.
Дрейфус был вынужден принять помилование, но поклялся продолжить борьбу за свою 
полную реабилитацию. И он достиг цели. В июле 1906 года, после семи лет 
непрестанных усилий, удалось добиться отмены приговора второго трибунала. 
Дрейфуса восстановили в армии, присвоили звание майора и даже наградили орденом 
Почетного легиона. И когда в честь этого раздались крики «Да здравствует 
Дрейфус!», он ответил: «Нет, да здравствует истина».
За 350 лет до этих событий Нострадамус предсказал то, что произойдет в конце 
XIX века во Франции. Он предрек в 7-м катрене первой центурии:


Прибыл слишком поздно. Дело уже совершено
Ветер был против них
Письма перехвачены по дороге.
Четырнадцать заговорщиков в компании.
Руссо проявит предприимчивость.


Как сегодня расшифровывают эти строки Нострадамуса в связи с делом Дрейфуса?
Первая строка: «Прибыл слишком поздно.
Дело уже совершено…» Свидетельства появились слишком поздно, чтобы спасти 
Дрейфуса от острова Дьявола. На обоих судебных процессах явственно звучал 
антисемитский подтекст. На это также может намекать первая фраза катрена — 
«Прибыл слишком поздно». Она подразумевает сбой с «графика», то есть донесение, 
раскрывшее военные тайны Франции германскому военному атташе в Париже.
Вторая строка описывает затруднения, с которыми столкнулись защитники Дрейфуса: 
«Beтер был против них…»
Вальдек Руссо и во второй раз нашел Дрейфуса виновным, однако в результате 
вмешательства Эмиля Золя и других президент Лубе простил Дрейфуса. Новое 
расследование позволило обнаружить настоящих преступников и доказать, что 
письма, уличавшие Дрейфуса, были сфабрикованы. «Письма перехвачены по дороге. 
Четырнадцать заговорщиков в компании…» Четвертая строка указывает на 
численность участников заговора, хотя до сих пор точно неизвестно, сколько 
именно их было. В пятой строке Нострадамус, крещеный еврей и ясновидец, 
по-видимому, обвиняет судью-антисемита в участии в заговоре: «Руссо проявит 
предприимчивость».
В 15-м катрене восьмой центурии Нострадамус предрек:


Великая женщина Север разбудит
И блеск всей Европы к себе привлечет,
При ней два затмения мир не забудет
И Польша к великому горю придет.


Комментаторы усматривают в этих строках явный намек на Екатерину II, на ее 
обширные связи с западными просветителями, на раздел Польши и преследование 
неведомых двоих, которые на поверку оказываются княжной Таракановой и поручиком 
Мировичем. О самозванке Таракановой писано немало, а вот о злосчастном 
авантюристе Василии Мировиче, пожалуй, и сегодня не все еще ясно. Оба они 
ставили под сомнение ее право занимать российский престол, и с обоими она 
коварно и жестоко расправилась.
Чтобы лучше представить обстановку, на фоне которой случится «шлиссельбургская 
нелепа», как назвала Екатерина II авантюру Мировича, следует обратиться к тому, 
что происходило в России накануне.
Пожалуй, никогда в русской истории не было замыслено и осуществлено столько 
заговоров, как в XVIII столетии. Это был век дворцовых переворотов и кровавых 
убийств. Обстоятельства некоторых из них до сих пор не. вполне ясны.
Долго зрел и вынашивался в начале века заговор и измена царевича Алексея, сына 
Петра I. Когда провели жесточайший розыск, царевича пытали, после чего были 
открыты его сообщники, самого Алексея «за все вины и преступления против 
государя и отца своего, яко сын и подданный его величества» приговорили к 
смерти.
Следующий акт исторической драмы о заговорах и дворцовых переворотах при 
русском дворе разыгрался двенадцать лет спустя. В августе 1740 года императрица 
Анна Иоанновна стала бабушкой. У ее племянницы Анны Леопольдовны родился сын, 
которого нарекли Иоанном в честь деда, царя Иоанна Алексеевича, старшего брата 
Петра I.
Видимо, предчувствуя свой скорый конец, Анна Иоанновна воспылала нежной любовью 
к внуку, преемнику престола. Она усыновила его, велела колыбель с младенцем 
перенести в свою спальню. Не обошла императрица лаской и вниманием и мать 
новорожденного, а также ее мужа, герцога Антона-Ульриха Брауншвейгского.
Два месяца спустя Анна Иоанновна скончалась, как тогда говорили, от каменной