людей, чтобы они освистали меня. Дорошевич удивился и спросил у них, почему они 
делают это, даже не услышав, как я пою. „А потому, – ответили они, – что приезд 
певца из России в Италию – это наглость. Это все равно что Россия закупила бы в 
Италии пшеницу“. Правда, остроумно? А сейчас Россия выпрашивает пшеницу у кого 
возможно. Недавно (в 1923 году. –
В. С.
). Гувер прислал из Америки целый транспорт с мукой. Да, странные времена 
наступили в России, Вольф Григорьевич. И Рахманинов не понимал, почему у него 
отняли имение (великолепный красивый белый рояль, на котором он играл последний 
концерт, находится в музыкальном музее Кисловодска. –
В. С.
). Он играл, наверное, для последних разбирающихся в классической музыке 
зрителей. Сейчас они, как и я, разбрелись по свету, кто куда…» Мессинг в 
недоумении разводил руками…


Вольф Григорьевич числился в концертном объединении «Мосэстрада» в отделе 
оригинальных жанров вместе с фокусниками, жонглерами, акробатами и столь 
ненавистными ему «угадывателями мыслей» по коду. Их дешевый трюк в повести 
«Штосс в жизнь» едко и остроумно разоблачил до сих пор не занявший подобающее 
ему высокое место в русской литературе смелый и талантливый писатель Борис 
Пильняк, немец по национальности (его настоящая фамилия Вогау –
В. С.
), расстрелянный в сталинские времена. Действие его повести, в частности, 
отражает предвоенную концертную жизнь Минеральных Вод. «Муж опустился к рядам, 
чтобы принять вопросы, и склонился над критиком Леопольдом Авербахом. Тот, 
посоветовавшись коллективно с драматургом Киршоном, шепотом спросил: когда 
приедет их друг прозаик Либединский?

– Жанна, будьте внимательней! Отвечайте, мадемуазель! – крикнул муж тоном 
циркового наездника.
М-м Жанна ответила не сразу, она опустила голову, напрягая мысль, и бессильно 
опустила руки. У нее был звонкий голос, картавый на «р».
– Я п’ислушиваюсь… Я вижу… вы сп’ашиваете о вашем друге Юрии Либединском… Я 
вижу… он п’иедет, мне кажется, в начале июня…
– Дальше, Жанна! Мадемуазель, дальше! – крикнул муж и отошел от Авербаха, 
склоняясь над военкомом. – Дальше, мадемуазель, внимательней!
– Я п’ислушиваюсь… Я вижу… вы а’тиллерист, вы служите в Москве. – М-м Жанна 
подняла голову, глаза у нее был детские. – Вас зовут Исидо Мейсик, вам двадцать 
семь лет…
Военком был поражен, он спрашивал, в каком полку он служит, сколько лет.
М-м Жанна отвечала быстрее, чем он задавал вопросы. Военком сдвинул фуражку на 
затылок, явно вспотев.
– Дальше, Жанна! Скорее! Внимательней! – кричал муж, склоняясь над 
ответственным работником.
Ответственный работник, в халате, в кепке, тесемках, спрашивал: изменяет ли ему 
жена? Как ее зовут?
М-м Жанна опустила глаза, вид ее был беспомощен.
– Вашу жену зовут Надеждой, – сказала она беспомощно и тихо. – Нет, она не 
изменяет вам, нет… она верная жена. Но я п’ислушиваюсь, я вижу, как вы 
изменяете своей жене…
Ряды захохотали. Совработник заерзал на стуле».
В конце концов Мессингу уже после войны удалось перейти в отдел сатиры и юмора 
«Москонцерта», где работали Смирнов-Сокольский, Миров и Новицкий, Миронова и 
Менакер, а также вне штата виднейшие артисты театров, в том числе Игорь 
Ильинский, до сих пор непревзойденный комик оперетты Григорий Ярон, блестящий 
артист и красавец Кторов… Мессинг там тоже только числился и, как рассказал мне 
бывший заведующий литературной частью отдела Ефим Захаров, получал максимальную 
ставку артиста разговорного жанра, с учетом надбавки за гастроли и за 
мастерство, что в сумме составляло около сорока пяти рублей. Столько же получал 
в «Ленконцерте» Аркадий Райкин. Однажды на его концерт пришла министр культуры 
Екатерина Алексеевна Фурцева и, зайдя за кулисы, выразила удовлетворение его 
программой и неожиданно для артиста предложила:
– Запойте, Аркадий Исаакович!
– Зачем? – удивился Райкин.
– Вы на сцене работаете три часа, а получаете… Но если споете хотя бы две-три 
песенки, то мы сможем добавить к вашей ставке еще двадцать пять процентов, за 
совмещение жанров.
Райкин воспользовался ее советом, не ради денег, а для разнообразия репертуара. 
Через год в программе «Времена года» он уже исполнял четыре песни, одна из 
которых стала очень популярной: «Ты ласточка моя, ты зорька ясная, ты в общем 
самая огнеопасная».
Забежав несколько вперед в жизни нашего героя, открутим ленту повествования 
назад и остановим ее на поездке в Брестскую область.
Поезд простоял в Минске полчаса. Вызванный кондуктором молодой врач суетился 
вокруг Мессинга, прощупал его пульс, приложил ухо к сердцу, приподнял веки.
– Вы очень ослаблены, – сказал он, – старайтесь не засыпать, читайте книгу, 
смотрите в окно…
– Но мне чертовски хочется спать! – нервно произнес Мессинг.
– Ни-ни! – запретил врач. – У вас был слишком глубокий сон! Потому при общей