майянского ритуала при рождении ребенка: «Под звуки молитв о здоровье и 
благополучии ребенка его пуповину, подготовленным специально для этого случая 
ножом из обсидиана (который после совершения обряда бросали в реку), обрезали 
над выкрашенным в разные цвета початком маиса. Окровавленный початок коптили, в 
положенное время из него извлекали зерна и сажали их якобы от имени ребенка. 
Собранный урожай высаживали вновь, а полученный после этого увеличившийся 
урожай, часть которого отдавали жрецу, служил для поддержания ребенка, пока тот,
 повзрослев, не сможет сажать самостоятельно. Считалось, что таким образом он 
добывал себе пищу не только в поте лица своего, но и проливая кровь».
Уже через несколько дней после рождения ребенку дают в руки орудия, которыми он 
будет воевать или трудиться, чтобы тот потихонечку привыкал ими пользоваться.
Уже в младенчестве ребенку прокалывали уши, губы и нос, чтобы позже вставить 
украшения. Затем происходила церемония наречения. У каждого майя было четыре 
имени: одно, данное при наречении, второе, обозначающее род по отцу, третье – 
род по матери (но, скорее, тут было сочетание из родовых имен матери и отца), и 
четвертое – прозвище, под которым его и знали все окружающие. Нареченное же имя 
не разглашалось, так как считалось, что оно сохраняет силу, данную человеку 
богами от рождения. Это имя знали только несколько человек, и обращались по 
нему весьма редко, в каких-то особых случаях.
Мужские имена начинались с «ах», женские – с «иш». При вступлении в брак майя 
получали новое имя, состоящее из отдельных частей имен мужа и жены.
Епископ де Ланда так описывал отношения майя в браке: «…они разводятся более 
легко, так как женятся без любви, не зная брачной жизни и обязанностей супругов.
 Если отцы не могли их уговорить возвратиться к женам, то они искали им новых и 
новых. С такой же легкостью бросают своих жен мужчины, имеющие детей, не боясь, 
что другие возьмут их в жены или что они позднее возвратятся к ним. При всем 
этом они очень ревнивы и не переносят спокойно, когда их жены неверны. Сейчас, 
когда они видели испанцев, убивающих за это своих (жен), они начали грубо 
обращаться (с женами) и даже убивать их. Если дети еще маленькие, когда они 
разводятся, они их оставляют матерям; если большие, то юноши (идут) с отцами, а 
девушки с матерями.
Хотя развод был вещью столь общей и обычной, старики и те, кто держался лучших 
обычаев, считали его дурным. Многие никогда не имели больше одной жены, которую 
никогда не брали того же имени со стороны отца. Это было у них делом очень 
бесчестным. …Вдовы и вдовцы вступают в брак без праздника и торжеств. 
Достаточно вдовцу прийти в дом вдовы, быть принятым и получить еду, чтобы брак 
считался совершенным. Это приводит к тому, что они расходятся с такой же 
легкостью, как сходятся».
Интересны и личные отношения майя. Еще раз процитируем епископа: «Они (женщины) 
имели обычай поворачиваться спиной к мужчинам, когда их встречали в каком-либо 
месте, и уступать дорогу, чтобы дать им пройти; то же самое, когда они давали 
им пить, пока они не оканчивали пить. Они обучают тому, что знают, своих 
дочерей и воспитывают их хорошо по своему способу, ибо бранят их, наставляют и 
заставляют работать, а если они виноваты, наказывают, щипая их за уши и за руки.
 Если они видят их поднимающими глаза, они их сильно бранят и смазывают им 
глаза перцем, что очень больно; если они не скромны, они их бьют и натирают 
перцем другое место в наказание и стыд. Они говорят как большой упрек и тяжелое 
порицание непослушным девушкам, что они напоминают женщин, воспитанных без 
матери.
Они очень ревнивы, некоторые настолько, что налагали руки на тех, кто вызвал 
ревность, и столь гневны и раздражительны, хотя (вообще) достаточно кротки, что 
некоторые имели обыкновение драть за волосы мужей, делая это, впрочем, с ними 
изредка».



…и Смерть

Смерть отнюдь не означала автоматического перехода в лучший мир, по ту сторону 
жизни было множество адов и раев, и майя не знал, где он именно окажется. 
Лишения или праведная жизнь не давали никакой надежды на хорошее обустройство 
на том свете. Крестьянин там продолжал так же работать, воин – воевать, богатый 
человек пребывать в неге, а раб оставался рабом.
Епископ де Ланда писал, что у майя существует «огромный всепоглощающий страх 
смерти, все их богослужения проводились лишь с единственной целью расположить к 
себе богов, чтобы те даровали им здоровье и жизнь… Когда кто-то умирал, то днем 
они проливали слезы, а ночью рыдали в голос». По мнению некоторых специалистов, 
смерть у индейцев майя считалась неким антиобщественным деянием, чем-то вроде 
осквернения, поэтому орудия труда умершего или хоронили вместе с ним, или 
уничтожали. Перед смертью индеец исповедовался жрецу в грехах, надеясь, что это 
поможет ему преодолеть посмертных демонов и рассеять связанные со смертью злые 
чары.
В могилу ставилась еда, а если умерший был богат, то и всяческая утварь. Во рты 
умершим вкладывали еду и нефритовые бусины. Представителей самой высшей знати 
сжигали, а над урнами с прахом воздвигали погребальные храмы. С просто же 
знатным человеком, по утверждению де Ланда, поступали вот как: «Остальные 
знатные люди делали для своих отцов деревянные статуи, у которых оставляли 
отверстие в затылке; они сжигали какую-нибудь часть тела, клали туда пепел и 
закрывали его; затем они сдирали у умерших кожу с затылка и прикрепляли ее там, 
погребая остальное по обычаю. Они сохраняли эти статуи с большим почитанием