трудиться, а следует иной раз биться и силою прокладывать себе дорогу. Орлиные 
крылья не приподняты, они опущены, они прикрывают собой сфинкса, — и густым и 
непроницаемым покровом, подобным орлиным крыльям, следует скрывать свои планы 
до тех пор, пока не настанет время действовать решительно и дерзко, в орлином 
полете возносясь на беспредельную высоту.
Смей же, сын мой, видеть верно и жаждать справедливо. Дерзай ко всему, чего 
пожелает твоя совесть, умей умолчать о своих планах. И если перед твоим 
упорством и терпением завтрашний день есть не что иное, как продолжение усилий, 
сделанных тобой сегодня, — следовательно, ты идешь твердо к своей цели. Семь 
гениев, семь хранителей священного ключа, запирающего прошедшее и открывающего 
будущее, возложат на твою голову венец «властелина времени», и ты, подобно 
Пифагору, Платону и другим прежним мудрецам, сделаешься преемником Гермеса, 
помня, что и они прежде стояли там, где стоишь сейчас ты».
После этих слов иерофант завязал мне глаза снова, и я услышал, как удаляются 
его шаги. Кто-то иной взял меня за руку и повел. Снова мы двигались по лестнице.
 Голос того, кто сопровождал меня, прошипел у самого уха: «Считай ступени!» Я 
начал считать и насчитал двадцать две, после чего мы остановились. Я услышал, 
как отпирается и затем запирается за на ми тяжелая дверь. Снова потянулись 
мгновения, во время которых мы продолжали путь.
Вдруг тот, кто вел меня, остановился и, задержав меня, воскликнул: «Стой, 
теперь дальше ни шагу, иначе ты полетишь в бездонную пропасть. Она со всех 
сторон окружает тайный храм, защищая его от вторжения непосвященных. Мы пришли 
слишком рано, потому будем ждать остальных наших братьев. Ты же, если дорожишь 
жизнью, должен замереть неподвижно. Скрести на груди руки и не снимай с глаз 
повязки до тех пор, пока тебе не будет приказано это сделать. Полдни, что ты 
уже теперь в нашей власти, ты отныне не принадлежишь себе, ты обязан слушаться 
нас беспрекословно. Лишь исполнив это и доказав нам, насколько ты властвуешь 
собою, ты избежишь погибели и достигнешь того, к чему стремишься».
«Я все знаю и готов ко всему», — прошептал я в ответ. Снова потянулись минуты 
ожидания. «Сними повязку», — раздался неожиданно скоро повелевающий голос, и я 
снял повязку, ощущая, как задрожало мое сердце. Передо мною стояли два существа 
в таких же белых длинных туниках, как у меня, только один из них был опоясан 
золотой лентой, второй — серебряной. У одного из них была голова льва, у 
второго — голова быка.
Я не успел оторвать от них взгляда, как почти у самых моих ног разверзлась 
земля с ужасным шумом, заклубился дым, в котором навстречу мне поднимался 
скелет, оживающий на глазах. Скелет
этот двигался, держа в своих костяных руках огромную косу, острие которой, 
блестя и переливаясь, направлялось мне прямо в грудь. Одновременно из-под земли 
раздался глухой замогильный голос: «Горе непосвященным, дерзнувшим нарушить 
покой мертвецов!»
Однако я уже не чувствовал страха, наоборот, мне явился неожиданный подъем духа,
 я ощущал во всем своем существе силу и крепость. Я готов был на какие угодно 
испытания и к каким угодно зрелищам. Я спокойно взирал на скелет, страшно 
передо мной кривляющийся и скалящий мне зубы, и на острие его косы, почти уже 
упершейся мне в грудь.
Я не запомнил, сколько это длилось времени, однако вдруг дым из-под земли 
повалил еще гуще, но, когда он рассеялся, ни скелета, ни косы, ни чудищ уже 
передо мной не было. Лишь два посвященных находились рядом со мною, и один из 
них подбадривающе сказал мне: «Ты почувствовал ужас смерти и не дэогнул, тебя 
коснулся ужас, но ты не отступил. Ты мог бы стать героем на своей родине, 
однако мы предлагаем тебе иные качества — добровольное смирение, должное 
одержать победу над тщеславной гордостью. Готов ли ты добыть победу над самим 
собой?»
«Не знаю, способен ли я на это, однако я готов на все», — ответствовал я. 
«Тогда ползи по этому подземелью до тех пор, пока не попадешь в святилище, где 
тебя ожидают наши братья, готовясь дать тебе знания и могущество в обмен на 
твое смирение. Возьми эту лампу и смело ползи во мрак», — ответил мне один из 
посвященных.
Я взял лампу, и передо мной предстало узкое отверстие, от которого как бы сам 
собой отвалился закрывающий вход камень. Я вполз в него, и вслед за мной камень 
немедленно был привален на место. Я оказался один в узком холодном лазу, где и 
помыслить нельзя было о том, чтобы встать или*сесть. Места доставало ровно 
настолько, чтобы можно бь!ло проползти человеку. Мне казалось, будто я нахожусь 
в могиле, в узком гробу. Земля окружала меня со всех сторон, почти сдавливая 
меня. О том, чтобы вернуться назад, нечего было и помышлять. А что впереди?
Я ползу, я уже ощущаю усталость — впереди нет никакого просвета. Глубокая 
тишина, спертый воздух, я почти задыхаюсь. Слабый свет от моей лампы то и дело 
грозиться погаснуть. Он освещает лишь сырую
черную землю. На мгновение я остановился. Какая невероятная, доселе не 
испытанная тишина! Но когда же финал? Туда ли я ползу? А что, если это 
насмешливая ловушка? Мне стало казаться, будто ползу я уже несколько часов, что 
нет и не предвидится конца моему мучительному пути. А что, если я ползу не туда,
 если я пропустил какой-нибудь единственно правильный поворот?
Это предположение заставило меня остановиться, тем более, что земля так уже 
сдавливала меня, что не оставалось никакой возможности двигаться. Места с 
трудом хватало для меня, замершего неподвижно. Но впереди по-прежнему — тот же 
мрак! Я чувствовал, как холодная сырая земля сдавливала меня смертельными 
объятиями, я начинал задыхаться. Сердце усиленно забилось от осознания того, 
что я погиб. Что мне больше нет возможности двигаться. Я был погребен в