неудовольствие государыни и, как следствие, фиаско поездки Калиостро.
Удивительно, но ощутимыми противниками графа оказались придворные врачи.
Калиостро, боясь восстановить против себя врачебную коллегию, состоявшую 
преимущественно из немцев и англичан, действовал с разумной осторожностью: кого 
демонстративно отсылал к лекарям, кого успокаивал травяными настоями. Денег за 
лечение кудесник не брал.
У князя Гавриила Гагарина, видного масона, серьезно занедужил десятимесячный 
ребенок. Консилиум докторов признал положение безнадежным. Калиостро уступил 
мольбам отчаявшегося отца и согласился испробовать свои безотказные средства. 
Выполняя поставленные им условия, князь отдал умирающего младенца на попечение 
мага, обязавшись до самого выздоровления его не навещать и то же наказать своим 
домашним.
Требование Калиостро показалось княжеской родне несколько необычным, 
настораживающим, но сам масон успокоил себя тем, что волшебство — дело тайное. 
В результате больше месяца прошло с того дня, когда мальчика доставили в дом на 
Дворцовой набережной, где снимал помещение чародей, прежде чем родителям было 
дозволено повидать ребенка.
Чудо свершилось — мальчик выздоровел. Кто-то из недоброжелателей Калиостро 
пустил слух о подмене ребенка, но поклонники Феникса уверяли, будто князь на 
радостях прослезился и выложил на стол мешочек, туго набитый золотыми 
империалами.
Калиостро, по обыкновению, от денег отказался. Не уставая благодарить, Гагарин 
удалился в прихожую и, словно по забывчивости, оставил золото на подзеркальной 
консоли. Возврата денег не последовало.
А еще одна история о Калиостро гласит, что, когда его вызвал на дуэль некий 
обиженный доктор, граф, получив вызов, согласно кодексу, предоставлявшему ему 
выбор оружия, предложил яд. «Чье противоядие окажется сильнее, тот и победит»,
 — якобы заявил он, чем поверг забияку-доктора в смятение.
Эротика с налетом мистицизма, тайны черной магии и алхимии, пародия на обряды 
масонов и розенкрейцеров, ясновидение и блестящий маскарад — все это, 
безусловно, имело место в эффектных демонстрациях Калиостро. Он и сам никогда 
не чурался плотских утех. Его портреты
красовались на кольцах, амулетах и брошах, дамских веерах и ширмах. Его ваяли в 
мраморе и бронзе — рубаха вызывающе распахнута, упрямый подбородок, чувственные 
губы и взгляд пророка, прозревающего далекое будущее. Но — таков уж был век. 
Достоверно одно: завоевать внимание государыни «Фениксу» не удалось, что 
казалось поначалу удивительным, ведь речь шла о Северной Семирамиде, Минерве, 
состоявшей в переписке с Дюма и Вольтером. В данном случае для Екатерины важнее 
оказались политические моменты. Вне зависимости от личности Калиостро, над 
«золотым розенкрейцерством» собиралась гроза-

В 1786 году, вероятно, вследствие каких-то правительственных распоряжений, были 
закрыты все московские ложи, а вскоре уже от самих масонских руководителей
последовало предписание
«прервать
с
наступлением
1787
года
все
орденские собрания и переписки и сношения и отнюдь не иметь до того времени, 
пока не дано будет знать».

Арест видного издателя-масона Новикова в 1792 году и кары, посыпавшиеся на 
мартинистов (последователи учения португальского мистика Мартинеса Паскуалиса, 
основателя масонства) только довершили и без того начавшийся распад российских 
лож.

Складывается впечатление, что для визита в Россию Калиостро попросту выбрал 
неподходящее время. Из сохранившихся, до наших дней писем Екатерины следует, 
что ему не было дозволено не только говорить с ней, но да
же видеть ее издали: «…о
Калиострове пребывании
в
Петербурге я ничего верного сказать не знаю. По слуху же, однако, известно, что 
хотя он и там разными чудесными выдумками мог на несколько времени обмануть 
некоторых
особ,
но
в
главном своем намерении ошиб
ся».
Добавим здесь, что грешившая писательством императрица пять лет спустя вывела 
Калиостро под трудно произносимым именем Калифалкжерстон в своих комедиях 
«Обманщик» и «Обольщенные», где крепко досталось и мартинистам, по созвучию 
именовавшимся мартышками. Премьера «Обманщика» состоялась 4 января 1786 года в 
Эрмитажном театре. Главное действующее лицо, по словам


самой императрицы,