Способ изучать корни языка казался, таким образом, весьма простым и 
неоднократно повторялся в истории. В I веке н. э. Квинтилиан, римский учитель 
риторики, писал, что «по сделанному опыту воспитывать детей в пустынях немыми 
кормилицами доказано, что дети сии, хотя произносили некоторые слова, но 
говорить связно не могли».
В XIII веке эксперимент повторил германский император Фридрих II (но тут все 
закончилось печально, и дети умерли), а в XVI веке Джеймс IV Шотландский (дети 
заговорили на древнееврейском – не иначе это был заговор). Властитель империи 
Моголов в Индии хан Джелаладдин Акбар тоже ставил аналогичный эксперимент, и у 
него дети стали общаться при помощи жестов, что, стоит признать, наверное, было 
ближе всего к истинному положению вещей.
Действительно серьезные научные разработки теории о происхождении языка 
начались в Древней Греции. Этот вопрос весьма интересовал философов, и даже 
возникли две научные школы – «фюсей» и «тесей».
Сторонники фюсея (????? – греч. – по природе), к которым принадлежал, в 
частности, Гераклит Эфесский (535–475 до н. э.), считали, что имена даны от 
природы, так как первые звуки отражали вещи, которым соответствуют имена. 
Название – лишь тень или отражение вещи, и потому тот, кто именует вещи, должен 
открыть уже созданное природой правильное имя, если же это не удается, то он 
только производит шум.
Сторонники тесея (????? – греч. – по установлению) считали, что имена 
происходят по соглашению, договоренности между людьми. К этой школе относились 
Демокрит из Абдер (470/460 – первая половина IV век до н. э.) и Аристотель из 
Стагиры (384–322 годы до н. э.). Доказывая свою правоту, они указывали на 
многие несоответствия между вещью и ее названием: слова имеют по нескольку 
значений, одни и те же понятия обозначаются несколькими словами. Чтобы доказать 
произвольность имен, один из них, философ Дион Крон, даже называл своих рабов 
союзами и частицами (например, у него был раб по имени «Но ведь»). Впрочем, 
сторонники фюсей легко нашли на это ответ, утверждая, что есть имена правильные 
и данные ошибочно.
Представители философской школы стоиков, в частности Хрисипп из Соли (280–206), 
тоже считали, что имена возникли от природы (но не от рождения, как считали 
сторонники фюсеи). По их мнению, одни из первых слов были звукоподражательными, 
а другие звучали так, как названные ими предметы воздействуют на чувства. 
Например, слово мед (mel) звучит приятно, так как мед вкусен, а крест (crux) – 
жестко, потому что на нем распинали людей. Записи самих стоиков до нас не дошли,
 эти мысли цитировал в своих работах блаженный Августин (354–430), и потому 
слова не на греческом, а на латыни. Но стоит заметить, что это, похоже, 
работает для любого языка, в том числе и для русского.
Много позже теорию стоиков возродил немецкий философ Готфрид Лейбниц 
(1646–1716). Он разделил звуки на сильные, шумные (звук «р», например) и мягкие,
 тихие (звук «л»).
Уже в следующем веке французский писатель-энциклопедист Шарль де Бросс 
(1709–1777), наблюдая за поведением детей, обнаружил, что первоначально 
лишенные смысла их восклицания переходят в междометия, и выдвинул теорию, что 
первобытный человек прошел ту же стадию. То есть первыми словами человека были 
междометия.
Французский философ Этьен Бонно де Кондильяк (1715–1780) полагал, что язык 
возник из потребности людей в чьей-то помощи. Согласитесь, беспомощному ребенку 
надо сказать матери гораздо больше, чем мать должна сказать ему.
Кондильяк считал, что первоначально языков было столько же, сколько и людей. Он 
выделял три вида слов: а) случайные; б) естественные (природные крики для 
выражения радости, страха и т. д.); в) избранные самими людьми.
Еще один француз (похоже, их эта тема весьма занимала), писатель и философ Жан 
Жак Руссо (1712–1778), писал, что «первые жесты были продиктованы потребностями,
 а первые звуки голоса – исторгнуты страстями… Естественное действие первых 
потребностей состояло в отчуждении людей, а не в их сближении. Именно 
отчуждение способствовало быстрому и равномерному заселению земли.
(…) источник происхождения людей (…) в душевных потребностях, в страстях. Все 
страсти сближают людей, тогда как необходимость сохранения жизни вынуждает их 
избегать друг друга. Не голод, не жажда, а любовь, ненависть, жалость и гнев 
исторгли у них первые звуки. Плоды не прячутся от наших рук; ими можно питаться 
в безмолвии; молча преследует человек добычу, которой он хочет насытиться. Но 
чтобы взволновать юное сердце, чтобы остановить несправедливо нападающего, 
природа диктует человеку звуки, крики, жалобы. Это самые древние из слов, и вот 
почему первые языки были напевными и страстными, прежде чем стали простыми и 
рассудочными».
Автор теории о происхождении человека от обезьяны Чарльз Дарвин (1809–1882) 
считал, что звукоподражательная и междометная теории весьма верны и открывают 
как раз два основных источника происхождения языка. Дарвин указывал в качестве 
доказательства на большие способности к подражанию у обезьян, а также полагал, 
что у первобытного человека во время ухаживаний возникали «музыкальные кадансы»,
 выражающие различные эмоции – любовь, ревность, вызов сопернику.
Английский философ Томас Гоббс (1588–1679) выдвинул любопытную теорию 
социального происхождения языка. Он утверждал, что разобщенность людей – их 
естественное состояние. Семьи или племена в доисторические времена жили сами по 
себе, мало общаясь с другими племенами, фактически ведя войну всех против всех. 
Но с развитием технологий и для того, чтобы легче было справляться с 
опасностями, людям пришлось объединяться в некие прагосударства, заключая между 
собой договоры. Здесь уже, чтобы понять друг друга, понадобился общий язык,