не справился.
Рожистое воспаление — это инфекция мягких тканей, вызванная присутствием в 
крови стрептококковых бактерий. Его симптомами могут быть отек головы и шейных 
желез, что и произошло у лорда Карнарвона. Вдобавок к этому рожистое воспаление 
способно вызвать острое воспаление, сопровождаемое кроваво-красной или медного 
цвета сыпью с четко выраженной локализацией на коже.

В наиболее тяжелых случаях эта сыпь может раздуваться и опухать на манер 
нарывов. Помимо озноба и лихорадки рожистое воспаление способно всего за сутки 
распространиться от головы и шеи по всему телу, в результате чего больной 
становится особенно восприимчивым к таким недугам, как пневмония. Интересно, 
что рожистое воспаление часто распространяется от инфицированной ранки или 
царапины, типа той, что имела место у лорда Карнарвона. Несомненно, что укус 
москита лишь усугубил и без того болезненное состояние здоровья лорда 
Карнарвона и вызвал ряд заболеваний, которые и привели к его внезапной смерти. 
Действительно, домашний врач графа, доктор Маркус Джонсон, прибыв в Каир вскоре 
после кончины его светлости, констатировал, что лорд Карнарвон всегда был 
подвержен отравлениям всякого рода, вызванным укусами. Кто бы ни кусал графа 
прежде, он, доктор Джонсон, немедленно делал ему предохранительную прививку.
[186]


Однако все, находившиеся рядом с этим видным британским аристократом в период 
его кончины, были поражены внезапностью и жестокостью, с которыми болезнь 
сокрушила его организм. Как пишет Алан Гардинер, «о смерти мне рано утром 
сообщил [Элджернун] Модели [слуга].
[187]
Это стало для меня сильным потрясением. Я считал, что он почти наверняка 
поправится».
[188]


Глубокое заражение


Бесспорный факт: ухудшение здоровья графа началось не с укуса москита. Он 
неважно себя чувствовал со дня той ужасной автокатастрофы, в которую попал в 
Германии еще в 1901 г. и которая явилась причиной того, что его лечащий врач, 
доктор Маркус Джонсон, рекомендовал ему проводить зимние месяцы в стране с 
гораздо более сухим, чем в Англии, климатом. Именно этим объяснялись его первые 
приезды в Египет. Находка гробницы Тутанхамона также сыграла злую шутку со 
здоровьем Карнарвона, как и всевозможные политические интриги, последовавшие за 
этим, в особенности окружавшие вопрос об эксклюзивных правах на информацию, 
переданных «Таймс». Карнарвона изображали «болезненным человеком»,
[189]
равно страдавшим от палящей жары в Долине Царей и от духоты в гробнице Сети II, 
использовавшейся в качестве лаборатории. Однако ясно и то, что еще до 
злосчастного укуса Карнарвон страдал от какого-то необъяснимого недуга, как 
пишет Томас Ховинг:



«Состояние здоровья Карнарвона, которое и прежде постепенно слабело, теперь 
начало быстро ухудшаться. Каждые несколько дней у него начинал шататься или 
просто выпадал один из зубов. Тогда он еще не понимал этого, но это был один из 
симптомов глубоко укоренившегося заражения, сыгравшего роковую шутку с его 
организмом».
[190]



Это описание болезненного состояния лорда Карнарвона упоминает не о последнем 
месяце его жизни в Каире, а о периоде, непосредственно предшествовавшем его 
поездке по Нилу в Асуан, другими словами — перед фатальным укусом москита. 
Более того, упомянутое «глубокое заражение, сыгравшее роковую шутку с его 
организмом», включало в себя почти ежедневное расшатывание или выпадение зубов, 
и никоим образом не было симптомом рожистого воспаления, заражения крови, 
пневмонии или плеврита. Но возможно ли, что вся эта эпопея вокруг заражения 
крови и рожистого воспаления у Карнарвона, которая могла маскировать куда более 
серьезное и глубоко укоренившееся заболевание, как отдельно взятое, так и 
сочетавшееся с другими недугами, в конечном итоге ускорила его смерть? Мы можем 
лишь сказать, что это заболевание не было чем-то таким, что медленно, месяц за 
месяцем, подтачивало его здоровье. В период празднования Рождества и Нового 
года 1922/23 г., когда граф вел переговоры о передаче «Таймс» эксклюзивных прав,
 его светлость находил время и силы для нелегких охотничьих выездов в своем 
имении Хайклер, подстрелив в один день «семнадцать сотен голов дичи, в основном 
кроликов, а на следующий — пять сотен голов».
[191]
Надо было быть очень сильным и проворным человеком, чтобы подстрелить столь 
огромное количество животных за столь короткое время.