успехи пагубно повлияли на его личность».
[157]



Чарльз Брестед, находившийся вместе с отцом в Луксоре, когда проводилась 
официальная церемония вскрытия Погребальной Камеры, утверждает, что Карнарвон 
побывал в доме Картера, чтобы уладить проблемы, возникшие в их взаимоотношениях 
в ходе работ. Более того, он говорит, что во время этой встречи «произошел 
обмен резкими репликами, и Картер в гневе потребовал, чтобы старый друг покинул 
его дом и более никогда не переступал его порог».
[158]


Нет сомнения, что отношения между Карнарвоном и Картером стали особенно 
напряженными, начиная с нервозного периода, предшествовавшего вскрытию 
Погребальной Камеры, и сопровождавшего его, но нет никаких свидетельств того, 
что Картер «потребовал, чтобы старый друг покинул его дом и более никогда не 
переступал его порог». Т. Джеймс, бывший куратор отделения египетских 
древностей Британского музея, изучил дневники Минни Бэртон и Линдсли Холла, 
художника и графика, прикомандированного к Картеру руководством музея 
Метрополитен, а также письма Артура Мэйса своей жене и не обнаружил никаких 
материалов, подтверждающих заявление Чарльза Брестеда. Более того, в письме 
Джеймса Брестеда к своему сыну нет никаких данных о конфликте, в ходе которого 
Карнарвона попросили покинуть дом Картера и более не переступать его порог.
[159]
Несмотря на эту загадку, письмо, написанное его светлостью Картеру, датировано 
только «пятница, вечер», хотя имеется в виду 23 февраля. Оно показывает, что 
между двумя друзьями возникла напряженность:


«Сегодня я чувствую себя весьма неуютно и просто не знаю, что мне думать и что 
делать, ибо когда я вчера встретил Эву, она рассказала мне все. Несомненно, я 
допустил много ошибок, о чем весьма сожалею. Я признаю, что находился в нервном 
и возбужденном состоянии, повлиявшем на мои действия, но хочу сказать вам, 
чтобы вы навсегда запомнили это: какими бы ни были в будущем ваши чувства в 
отношении меня, мое уважение к вам останется неизменным.

Я — человек, у которого немного друзей, и что бы ни случилось, это не изменит 
моего отношения к вам. В Долине всегда слишком много шума и слишком мало покоя 
и тишины, и мне никак не удавалось увидеть вас наедине и переговорить о самом 
главном, поэтому я никак не мог успокоиться, пока не написал вам».
[160]



Тот факт, что Карнарвон предпочел написать Картеру подобное письмо вместо того, 
чтобы просто вызвать его, показывает, что отношения между двумя коллегами были 
не слишком хорошими. «Покой и тишину», которых так жаждал пятый граф Карнарвон, 
можно было без труда найти как в комнатке Картера, так и в жилище самого 
Карнарвона, находившемся всего в нескольких сотнях метров оттуда. В письме есть 
элементы сожаления, печали и даже раскаяния, хотя не вполне ясно, чем вызваны 
эти чувства и что именно могла рассказать отцу Эвелин. Томас Ховинг писал, что 
конфликт между коллегами касался увлечения леди Эвелин Говардом Картером,
[161]
хотя аргументов в поддержку этой версии мало. Более вероятно, что трения между 
Карнарвоном и Картером возникли из-за постоянного нажима на них со стороны 
посетителей гробницы и эксклюзивной принадлежности информационных прав «Таймс», 
которая взимала пошлину со свежих новостей, а новые статьи почти ежедневно 
обрушивались на первооткрывателей, превративших Тутанхамона в объект 
проституирования. Какова бы ни была причина разрыва этой дружбы, тень смерти, 
уже легшая на Карнарвона, стала еще резче.


Последние дни


Согласно официальной версии, они начались с укуса графа москитом в щеку. Но 
когда и где с ним случилась эта маленькая неприятность, никто не знает. 
Единственное, что нам известно, — что в среду 28 февраля, спустя всего 
несколько дней после письма Карнарвона Картеру, он в компании леди Эвелин, 
Артура Мэйса и сэра Чарльза Каста, конюшего короля Георга V и близкого друга 
Карнарвона, отправился в круиз по Нилу в Асуан. Предстоял отдых, смена 
обстановки, столь необходимые, чтобы восстановить силы после травм и потрясений,
 окружавших вскрытие Погребальной Камеры. Для Мэйса это была возможность 
поправить здоровье, частенько подводившее его в последнее время. Высказывалось 
предположение, что укус москита был получен графом именно во время этого 
путешествия.
[162]