не имеющее ничего подобного в любой другой культуре и не признаваемое даже 
Коптским патриархатом в Александрии
53
, который ставил в Эфиопии своих архиепископов со времени обращения в 
христианство Аксумское царство в 331 году, до получения Эфиопской православной 
церковью самостоятельности в 1959 году.


Имея все это в виду, я чувствовал, что непосредственное наблюдение за обрядами
Тимката
и использованием в них
таботат
позволит мне постичь то, что я давно уже рассматривал как центральный парадокс 
эфиопского христианства, а именно: проникновение в него, даже господство 
дохристианской реликвии — ковчега завета.

Но не только в этом заключалась цель моего посещения Гондэра: я собирался 
побеседовать с проживающими в черте города фалаша.
Я предупредил об этом Шимелиса. И он не возражал по той простой причине, что со 
времени моего прежнего визита в этот район в 1983 году многое изменилось. Тогда,
 по дороге из Гондэра в Симиенские горы, я не мог — из-за официальной политики 
— проводить серьезную работу среди черных евреев: посещение их деревень было 
под запретом, и не было возможности изучить обычаи и порасспрашивать жителей.

Такая репрессивная политика была отменена в ноябре 1989 года, когда после 
шестнадцатилетнего перерыва Аддис-Абеба и, Иерусалим восстановили 
дипломатические отношения. В центре этого решения стояло обязательство 
эфиопской стороны разрешить фалаша —
всем
фалаша — эмигрировать в Израиль. К тому времени их оставалось не так уж много — 
вероятно, не больше пятнадцати тысяч. Остальные или вымерли от голода в 
середине 80-х годов, или уже перебрались нелегально в Израиль через лагеря 
беженцев в Судане (из которых только в 1984–1985 годах по воздушному мосту, 
получившему название «Операция Моисей», были переправлены более двенадцати 
тысяч человек).

В итоге к январю 1990 года число эфиопских евреев значительно уменьшилось. За 
три месяца со времени восстановления дипломатических отношений страну покинули 
еще три тысячи иудеев. Многие оставили свои деревни и скопились в Аддис-Абебе в 
надежде на скорое получение места самолетах. Этот неизбежный и неотвратимый 
новейший исход набирал скорость, и я уже предвидел тот момент, когда в Эфопии 
не останется ни одного фалаша. После того можно будет, конечно, порасспрашивать 
их и изучить их фольклор и обычаи в земле обетованной. Нынешний же год почти 
наверняка станет последним, когда можно еще будет получить представление об их 
обычной жизни в привычной для них среде.
Я был полон решимости не упустить, такого шанса: загадка того, как вообще они 
стали иудеями — туземными, черными евреями — в сердце Эфиопии, была тесно 
связана с загадкой ковчега завета; решив одну, я смогу решить и другую.
Фалаша, не были единственной этнической группой в районе Гондэра, вызывавшей 
мой интерес. За неделю изысканий перед самым отлетом из Англии я наткнулся на 
интригующее упоминание другого народа — так называемых «кемантов», описанных в 
единственном посвященном в им антропологическом труде как «иудеоязычники». 
Опубликованная в 1969 году американским ученым Фредериком Гэмстом, эта 
малоизвестная монография среди прочего утверждает:


«Среди кемантов встречается древняя форма иудаизма, не затронутого изменениями, 
произошедшими в иудейской религии за последние два тысячелетия. Этот иудаизм 
преобладает в религии фалаша — соседей кемантов… иногда называемых «черными 
евреями Эфиопии».


До сих пор мне совершенно ничего не было известно о кемантах, и поэтому меня 
заинтриговало предположение Гэмста о том, что их религии свойственны 
древнееврейские элементы, поскольку может пролить свет на древний характер 
иудейского влияния в Эфиопии, а также на его распространенность.




ЕДИНЫЙ БОГ И ДЕРЕВО-ФЕТИШ


В своем труде Гэмст упоминает, что подружился с религиозным лидером, который в 
60-е годы очень помог ему в сборе на местах фактического материала. Этого 
преподобного, как я знал, звали Мулуна Марша, и он имел сан «уамбар» (что на 
языке кемантов означает «первосвященник»). У меня было немного времени, и я 
считал, что лучше всего будет разыскать этого деятеля (которого Гэмст называл 
«неистощимым источником информации») и расспросить о религиозных верованиях его 
народа. Правда, я не был уверен, что он еще жив по прошествии стольких лет и