Завороженный энтузиазмом Элгина, я ухитрился так и не задать ему интересовавший 
меня вопрос. И вот, бросив взгляд на свои часы, лорд сказал:
— Господи, посмотрите сколько времени. Боюсь, вам придется уйти. Дела, знаете 
ли… Должен поехать сегодня вечером в горы. Может, вы сможете навестить меня в 
другой раз?
— Э… да, я бы очень хотел.
Граф поднялся на ноги, любезно улыбаясь. Я тоже встал, и мы обменялись 
рукопожатием. Я чувствовал себя неловко, но все же не желал уходить, не 
удовлетворив своего любопытства.
— Если не возражаете, — промямлил я, — есть еще одна вещь, о которой я 
непременно хотел спросить вас. Это связано с моей теорией мотивов, побудивших 
Брюса отправиться в Эфиопию. Вы случайно не знаете… э… ммм… Есть ли хоть 
какая-то возможность, какой-то шанс того, что Брюс был франкмасоном?
Элгин взглянул на меня несколько удивленно.

— Мой дорогой юноша, — ответил он. — Разумеется, он был масоном. И это было 
очень, просто
очень
важной частью его жизни.







Часть III


ЭФИОПИЯ, 1989–1990 ГОДЫ. ЛАБИРИНТ





Глава 8





В ЭФИОПИЮ


Во время моего визита в его поместье в Шотландии граф Элгин подтвердил мои 
догадки относительно Джеймса Брюса: исследователь действительно был 
франкмасоном (членом ложи Кэнонгейт Килуиннянг № 2 в городе Эдинбург).
Элгин также рассказал мне, что Брюс был очень увлечен «умозрительным» аспектом 
масонства в отличие от более прагматичного и мирского «ремесленного» масонства. 
Это означает, что он интересовался по преимуществу эзотерическими и оккультными 
традициями братства, включавшими традиции рыцарей-тамплиеров, о которых 
большинство современных масонов ничего не знает и которыми даже не интересуется.

Здесь следует добавить, что я никогда не думал, что все масоны имели доступ к 
наследию тамплиеров. Напротив, логично предположить, что такой доступ во все 
времена был ограничен очень немногими людьми.
Брюс же выглядел идеальным кандидатом для членства в этой привилегированной 
группе. С его широкими знаниями священного писания, его влечением ученого к 
таким мистическим трудам, как Книга Еноха, и его умозрительными учениями в 
рамках масонской системы, Брюс был именно таким человеком, который изучил бы 
предания тамплиеров о последнем пристанище ковчега завета.
Поэтому чувствовал после встречи с лордом Элгином я большую уверенность в том, 
что именно ковчег, а вовсе не Нил заманил шотландского авантюриста в Эфиопию в 
1768 году. Его парадоксальная нечестность по ряду ключевых вопросов 
(парадоксальная потому, что обычно он был весьма правдивым) теперь обретала 
смысл, а его уклончивость и скрытность становились ясными. Может, я так никогда 
и не узнаю, какие тайны открыл Брюс на Абиссинском нагорье столько лет назад, 
но теперь по крайней мере я мог быть вполне уверен в его мотивах.
Уже летом 1989 года я впервые заподозрил, что Брюс мог быть масоном, но лишь в 
августе 1990 года я встретился с лордом Элгином. В этом временном промежутке, 
как сказано в предыдущей главе, я шел по «португальскому следу», который 
оставили члены ордена Христа, посетившие Эфиопию в XV и XVI веках.
Все раскопанные мною улики вроде бы указывали на продолжавшийся поиск ковчега — 
скрытое предприятие, привлекавшее путешественников из самых разных исторических 
периодов и различных стран к одной и той же возвышенной и вечной цели. Больше 
того, если таковое происходило в прошлые столетия, не могло ли это иметь место 
и в настоящем? Не искали ли и другие в Эфиопии ковчег, как искал его я? По ходу 
исследования я оставлял эти вопросы открытыми, накапливая досье на таких людей, 
как Джеймс Брюс и Кристофер да Гама. Даже без подстегивающей конкуренции мои 
находки весной и летом 1989 года убедили меня в том, что пришла пора вернуться