ухо к углу пирамидальной вершины, затем сильно стукнул раскрытой ладонью по 
граниту и был поражен, услышав, как весь монолит завибрировал от низкого, 
басового звука, как некий странный и удивительный музыкальный инструмент.
Мне кажется, что этот феномен никак нельзя назвать случайным. Напротив, 
неординарное умение, необходимое для изготовления подобных монолитов (в то 
время как такой же великолепный визуальный эффект мог быть достигнут путем 
укрепления с помощью цемента друг на друге "каменных блоков), имело смысл лишь 
при условии, что древние египтяне хотели придать особое свойство целому куску 
камня.
Во всяком случае, нечто большее, чем чисто эстетические соображения, должно 
было стоять за сооружением этих изящных и безукоризненных стел. Я узнал, что 
они не были вытесаны на месте, а доставлены по реке из гранитных карьеров более 
чем в 200 километрах к югу.
Нил был широкой и глубокой дорогой. Поэтому можно предположить, что, будучи 
погруженными на баржи, обелиски с легкостью были спущены по течению. Гораздо 
труднее понять, каким образом древние египтяне грузили эти массивные каменные 
иглы на баржи и затем выгружали в месте назначения. Один монолит остался на 
месте, в карьере, лишь частично отделенный от скального основания, поскольку он 
треснул до окончания вытесывания. Если бы не это, получился бы обелиск высотой 
в 137 футов и почти 14 футов толщиной у основания. Очевидно, что, начав 
высекать его, мастера были уверены в том, что этот чудовищный предмет — весом 
аж в 1168 тонн — будет перевезен и где-то установлен. И все же трудно даже 
представить себе, каким образом это могли бы сделать люди, которые (если верить 
археологам) не пользовались даже простейшими лебедками и воротами. В самом деле,
 перемещение столь огромного изделия из одного камня на несколько сот футов — 
не говоря уже о нескольких сотнях километров! — исчерпало бы лимит гениальности 
современной бригады строительных инженеров, использующих самые изощренные и 
мощные машины.
Не менее поразительно и то, как эти монолиты, будучи доставленными в Карнак, 
были подняты на свои пьедесталы с такой безукоризненной точностью. В одном из 
храмов рельеф изображает, как фараон поднимает обелиск без чьей-либо помощи, 
используя лишь одну веревку. Обычное дело для правителя — позировать за 
совершением героических дел, и, быть может, здесь речь идет лишь о 
символическом представлении реального процесса, в котором сотни рабочих умело 
тянули за многочисленные веревки. Но я все же не мог отделаться от подозрения, 
что тут скрыто нечто большее. По мнению опытного египтолога Джона Энтони Веста, 
фараонов и жрецов заботил принцип «Маат», что часто переводится как 
«равновесие». Вполне возможно, предположил Джон, что этот принцип был перенесен 
в практические сферы и «что египтяне понимали и использовали неизвестную нам 
технику механического уравновешивания». Подобная техника позволяла им 
«управляться с этими огромными камнями с легкостью и точностью. …То, что нам 
представляется магией, для них было методом».
Если даже обелиски казались произведениями почти сверхчеловеческого умения, то 
приходится признать, что пирамиды превосходили их во всех отношениях. 
Основатель современной египтологии Жан Франсуа Шампольон однажды заметил: 
«Египтяне античности мыслили как люди ста футов ростом. Мы же, европейцы, 
просто лилипуты». Когда я впервые вошел в Великую пирамиду Гизы, я точно 
почувствовал себя лилипутом — приниженным и слегка напуганным не одной только 
массой и размерами этой горы из камня, но и почти физическим ощущением 
накопленной тяжести веков.
В предшествовавшие посещения я осматривал пирамиду только снаружи, не желая 
смешиваться с толпами туристов, вливавшимися внутрь. Однако 27 апреля 1990 года 
рано утром я сумел с помощью скромной взятки проникнуть в великое сооружение в 
полном одиночестве, В слабом свете маломощных лампочек, согнувшись почти 
пополам, чтобы не удариться головой о нависающие камни, я взобрался по 
восходящему коридору длиной в 120 футов, прошел затем по более просторной 
стопятидесятисемифутовой Большой галерее и вошел в прямоугольное помещение так 
называемого Царского покоя со сторонами 34 фута 4 дюйма на 17 футов и 2 дюйма и 
высотой более 19 футов. Потолок этой комнаты в самом центре пирамиды состоял из 
девяти монолитных гранитных блоков, каждый из которых весит приблизительно 50 
тонн.
Не помню, как долго я находился в покое. Воздух был кислым и теплым, как 
дыхание какого-то гигантского зверя. Окружавшая меня тишина казалась абсолютной,
 всеохватывающей и плотной. В какой-то момент, не сознавая, что делаю, я шагнул 
в самую середину комнаты и издал низкий звук, похожий на «пение» поверженного 
обелиска в Карнаке. Стены и потолок как бы собрали и усилили этот звук, а затем 
вернули его мне, так что я чувствовал ответные колебания воздуха ногами, 
скальпом и кожей. Меня как бы наэлектризовало и возбудило, я ощутил волнение и 
одновременно спокойствие, словно оказался на пороге страшного, но абсолютно 
неизбежного открытия.
Меня настолько потрясло это посещение Великой пирамиды, что я посвятил 
несколько недель изучению ее истории. Так я узнал, что она была построена около 
2550 года до н. э. для Хуфу (или Хеорса) — второго фараона четвертой династии и 
является самым крупным единичным сооружением, воздвигнутым человеком. Археологи 
сходятся во мнении, что пирамида была построена исключительно в качестве 
усыпальницы. Это предположение показалось мне совершенно непонятным: в ней не 
было найдено мумии какого-либо фараона, а лишь бедный и лишенный украшений 
саркофаг в так называемом Царском покое (саркофаг, кстати сказать, оказался без 
крышки и совершенно пустым, когда его впервые извлек халиф Аль-Мамун — арабский 
правитель Египта, который с бригадой землекопов вскрыл пирамиду в XIX веке н. э.