ни странно, меня охватило то самое чувство, которое я испытал утром 
после первого полета на «Скайрокете», когда я в одиночестве неподвижно сидел в 
кабине, окруженный безмолвием пустыни. Волна невыразимого счастья захлестнула 
все мое существо.
 Теперь появляются скачки уплотнения, лобовое сопротивление увеличивается. 
Скорость растет медленнее. Маметр показывает 0,8, 0,85… Все ближе 
чувствительная зона… 0,9 — и меня резко возвращает к действительности 
неожиданная вибрация, нарушившая плавный полет. Но проходит мгновение, и она 
исчезает. Что это? Может быть, разнос турбореактивного двигателя? Но все 
приборы показывают нормальную работу. Нормальны и показания приборов 
жидкостно-реактивного двигателя. Но теперь не время для беспокойства. Стрелка 
маметра показывает М = 0,95 — всего на волосок ниже скорости звука, а у меня 
работы по горло. Цель этого полета — измерение сил при данной скорости и 
определение начала бафтинга при числе М = 0,95 и тройной перегрузке. За 
шестьдесят секунд работы ЖРД сжег тонну топлива. Чтобы возник бафтинг, 
необходим энергичный разворот. Включаю тумблер испытательной аппаратуры и точно 
выдерживаю тройную перегрузку. Самолет попадает в режим бафтинга — сильнейшей 
вибрации. При желании эту пытку можно прекратить. Выключаю испытательную 
аппаратуру, выравниваю самолет, и бафтинг прекращается.
 Приглушенный грохот позади становится прерывистым. «Поп-поп-поп» — слышится 
оттуда. Ракетные камеры глохнут, исчезает тяга, и меня с силой бросает вперед 
на привязные ремни. Стремительный полет окончен, но задание еще не исчерпано. 
Мне некогда анализировать свои переживания. Смотрю на свой наколенный планшет,
 — я так возбужден, что не могу вспомнить, в какой последовательности надо 
выполнять оставшиеся пункты задания. За резким разворотом следует стравить 
давление. Я сообщаю об этом на землю:
 — Стравливаю давление.
 Сливаю оставшийся в баках легкоиспаряющийся отстой топлива.
 Теперь я как раз над западным краем озера, в удобном для посадки месте. А 
Кардер рассматривает снизу облачко, образовавшееся при сливе горючего. Словно 
белая простыня, тянется оно за самолетом.
 — Аварийный слив топлива прошел нормально, — передает он. Запрашиваю 
направление ветра.
 — Ветер изменил направление и теперь дует с запада.
 Внизу большое широкое дно высохшего озера. Это мой дом. Я выбираю длинную 
посадочную полосу, протянувшуюся с востока на запад, и делаю круг, чтобы зайти 
на посадку с восточной стороны. Через одну — две минуты я выйду из самолета и 
буду свободен до следующей недели. На пляже сейчас совсем недурно.
 Сопровождающий самолет нагоняет меня, и в наушниках раздается голос Игера:
 — Как тебе нравятся полеты с ракетным двигателем, сынок?
 — Все происходит настолько внезапно, капитан!
 Игер буквально рядом, и я впервые могу рассмотреть его лицо, обрамленное 
защитным шлемом. Лицо у Игера широкое, как у большинства техасцев, из-под 
кислородной маски видны щелочки глаз — очевидно, капитан улыбается.
 Итак, из сегодняшней игры я как будто выхожу победителем. Во всяком случае я 
сумел управлять самолетом с ракетным двигателем. Возвращаясь на аэродром, я 
чувствовал себя героем.
 На вышке управления полетами приняли мое сообщение Кардеру и теперь обращаются 
ко мне:
 — Самолет ВМС 973! Случилась авария. На самолете «В» возможен пожар. Он 
совершит вынужденную посадку на полосу «восток — запад» минуты через две. Не 
можете ли вы задержаться на это время в зоне к югу от дна озера?
 Мое триумфальное настроение улетучивается — в небе происходит что-то очень 
серьезное. Сегодня в воздухе не только я. Ребята из военно-воздушных сил 
проводят стандартные испытания новых реактивных истребителей, 
контрольно-сдаточные полеты для проверки новых двигателей и испытания на 
усталость военных самолетов новых конструкций. У НАКА — своя группа 
летчиков-испытателей, которые исследуют поведение в полете экспериментальных 
самолетов и изучают особенности новейших конструкций. Так что не один 
«Скайрокет» в воздухе.
 У меня осталось тридцать галлонов топлива на три — четыре минуты полета. Я 
начинаю медленно планировать к югу от посадочной дорожки с такой скоростью, 
чтобы как можно дольше оставаться в воздухе. На этой высоте, разумно 
манипулируя рычагом управления двигателем, я, пожалуй, удержусь в воздухе еще 
четыре минуты.
 Я вижу, как подо мной быстро приближается к озеру потерпевший аварию самолет. 
За ним тянется полоса черного дыма. Я переключаю свою рацию с частоты фирмы на 
частоту вышки управления полетами, и в наушники врывается разговор между 
сопровождающим летчиком и опытным самолетом «В».
 — О… дым становится гуще, Пит, он выходит уже из ниши правого колеса… Но ты 
еще высоко. Может быть, оставишь самолет?
 — Выпускаю шасси. — Это голос Пита Эвереста. Летчик не принимает совета своего 
сопровождающего — он собирается совершить посадку.
 Сопровождающий проверяет шасси и предупреждает:
 — Носового колеса не видно.
 — Убираю шасси.
 — Шасси убрано, приятель. Ты собираешься садиться?
 — Да. На брюхо!
 Летчик сопровождающего самолета вызывает диспетчера:
 — Предупредите пожарных, что через шестьдесят с