прежде 
чем я начал действительно отдыхать. Сообщение Джонни сняло с моих плеч большой 
груз, но от этого почему-то не стало легче. Я чувствовал себя, как после 
крепкой попойки, мной овладела апатия. Постепенно я стал отдавать себе отчет в 
том, что значительно сильнее связан с работой, чем предполагал в течение 
последних шести месяцев этого года. За время испытаний «Скайрокета» что-то 
случилось со мной, но все произошло так постепенно, что я даже не заметил этого.
 Устранение объекта, вызвавшего такое изменение, раскрыло мне глаза на это 
обстоятельство. Теперь надо было подумать о многом.
 Дни отдыха после полетов всегда проходили беспорядочно. Я позволял себе крепко 
выпивать, много играл и только позже приступал к обдумыванию предстоящего 
полета. До беседы с Джонни на скамье я не задумывался о будущем и ни о чем, 
кроме полетов на «Скайрокете», не думал. Получалось так, что самолет управлял 
моей жизнью. Я отмахивался от всего, что отвлекало меня от «Скайрокета». 
Никаких осложнений. Просто у меня не было времени ни для чего другого.
 Мой разум и тело были готовы к встрече с особыми случаями в полете. Если 
кто-нибудь касался моего плеча, чтобы привлечь мое внимание, я был готов 
подскочить, но если «Скайрокет» сваливался на крыло, я был готов удержать 
самолет. Я был в прекрасной боевой форме, но теперь сражаться было не с кем, а 
мускулы все еще не могли избавиться от напряжения. Это пройдет со временем. Я 
пытался планировать свою жизнь без «Скайрокета» и заменить его чем-нибудь 
другим. Я достиг чего-то, чего именно — я не ощущал. Дом был пуст, словно 
женщина покинула его. Я переживал тяжелый период крушения надежд.
 Цель была достигнута, а вознаграждения ждать было нечего. Оно уже было 
выплачено мне в то время, когда я мучительно прокладывал себе путь к цели. А по 
достижении ее меня ждала только пустота.


* * *

 К концу первой недели моей жизни без «Скайрокета» я слетал в Мюрок, чтобы 
забрать свое снаряжение. Это был словно последний день школьных занятий. 
Некоторые члены бригады, которые работали на «Скайрокете» в течение четырех лет,
 очищали свои рабочие столы. Они возвратятся в Санта-Монику для получения новых 
назначений на другие объекты. Несколько человек оставалось для обслуживания 
самолетов A4D или F4D, которые вскоре должны были прибыть в ангар.
 В мрачном загоне одиноко стоял белый самолет, целый и незапятнанный, готовый 
для буксировки в соседний ангар. Никто не готовил его сегодня к полету. Механик 
прицепил самолет к виллису и, похлопав его грациозный высокий хвост, сказал:
 — Это была неплохая старушка…
 — Да, ты прав.
 Мы были одни в ангаре.
 Механик залез в виллис и, наклонившись вперед, спросил меня:
 — Хотите поехать со мной?
 — Нет. Эта честь предоставлена тебе.
 Прекрасная белая машина спокойно двигалась следом за виллисом по открытой 
бетонированной площадке в направлении к группе людей, стоявших у открытых ворот 
ангара НАКА. Никогда больше я не буду летать на ней.
 Спустя две недели было опубликовано сообщение о достижении рекордной высоты. 
Опять, точно так же, как и месяц тому назад, когда был установлен рекорд 
скорости, я с беспокойством видел свое лицо на передней странице рядом с четким 
черным заголовком.

 «Самолет авиации военно-морских сил „Скайрокет“, пилотируемый 
летчиком-испытателем Биллом Бриджмэном, побил свой собственный и все 
существующие рекорды высоты полета… точная высота, достигнутая этим 
сверхзвуковым самолетом, официально не объявлена. В этом полете Бриджмэн 
превзошел официальный рекорд высоты 22 065 метров, установленный на управляемом 
аэростате в 1935 году. ВМС сообщили, что этот последний полет Бриджмэна явился 
успешным завершением первой фазы экспериментальных полетов, начатых три года 
тому назад. Самолет будет передан Национальному совещательному комитету по 
авиации для проведения следующей фазы экспериментальных полетов…»

 В первый момент реклама показалась приятной, любопытно увидеть свое лицо на 
первой странице утренней газеты. Но эти результаты были достигнуты 
«Скайрокетом». Если я и получил удовлетворение от рекордов, то оно заключалось 
в сознании того, что я не помешал «Скайрокету» проявить заложенные в нем 
возможности и что смог управлять им.
 Вначале внимание, создаваемое всей этой шумихой, было приятным развлечением. 
Что-то происходило. Оно помогло похмелью. Оказалось, что я стал своего рода 
знаменитостью. На приемах меня представляли высшим военным чинам; я выступал по 
телевидению и по радио; автомобильные фирмы просили одобрить их продукцию; меня 
осаждали писатели, репортеры, журналисты, требовавшие интервью. Стали 
появляться статьи, похожие на статью о человеке с Марса. Люди, которых я едва 
знал, просили меня присутствовать на вечерних приемах: «Это человек, который 
летал быстрее всех в мире…» На меня смотрели, как на новую вазу… Люди, которых 
я встречал, считали меня необыкновенным человеком: «Что вы чувствовали?» Я не 
мог рассказать им, как все это «ощущается», они извинялись, а затем 
направлялись за следующим коктейлем или стаканом виски. Чтобы избежать 
дальнейших разочарований, я постепенно сочинил ряд ответов, которые, как мне 
казалось, соответствовали тому, что эти люди хотели от меня услышать. Основным 
в моих ответах было: «Чувствуешь себя так, как если бы схватил бык