отстававшими по математике.

В эскадрилье Чкалов нашел пытливых и внимательных учеников. В свободные часы он 
занимался с красноармейцами своим любимым предметом. В общеобразовательных 
кружках преподавали не только летчики, но и учащиеся Педагогического института 
имени Герцена. Институт шефствовал над истребительной эскадрильей.

Молоденькие веселые студентки уже одним своим присутствием вносили оживление в 
размеренную жизнь военной части. Летчики под разными предлогами заглядывали в 
клуб, где происходили занятия кружков. Но девушки держались обособленно и после 
занятий, торопливо уложив книги и тетради, спешили к трамвайной остановке.

Валерий с интересом приглядывался к тому, как ведут себя студентки в роли 
учительниц. Вскоре он сосредоточил все свое внимание на одной из них. Ему 
понравилась невысокая, гибкая девушка, со спокойными и в то же время 
решительными, быстрыми движениями. Внешность у нее была привлекательная: 
большие серые с синим отливом глаза, светлые пушистые волосы, нежный и здоровый 
цвет лица. Валерий успел подметить ее манеру смотреть собеседнику прямо в глаза 
и говорить убедительно просто. Ему почему-то стало досадно, что смотрит она не 
на него и говорит не с ним. Но подойти к ней он не решался.

Он узнал, что девушку зовут Ольгой, что Ольга Орехова учится на литературном 
факультете, и стал ждать счастливого случая.

Этот случай скоро представился. В клубе Педагогического института имени Герцена 
встречали новый, 1925 год. Шефы пригласили летчиков-истребителей на вечер с 
концертом и танцами. В концерте участвовали студенты.

Чкалов сидел в зале и нетерпеливо искал глазами ту, из-за которой он сегодня 
отказался от веселой товарищеской компании. Ольги не было, и Валерий начал 
волноваться.

После третьего звонка он почувствовал глубокое разочарование и подумал: «Не 
уйти ли?» Сидеть одному в новогоднюю ночь было обидно. Присоединиться, потерпев 
неудачу, к товарищам не позволяло самолюбие. Валерий решил остаться.

Он любил музыку, но на этот раз даже хорошее исполнение не доставляло ему 
удовольствия.

Ольга появилась на сцене после того, как он окончательно потерял надежду 
увидеть ее. Взволнованный, счастливый, он жадно слушал пение Ольги. Мысль, что 
он для нее только лишь «незнакомый летчик», показалась Валерию нестерпимой. 
Повинуясь внутреннему порыву, он встал и пошел за кулисы.

В ярко освещенный зал Валерий Чкалов вернулся вместе с Ольгой. В тот вечер они 
не расставались. Навсегда запомнились им праздничные огни и музыка новогодней 
ночи.

Удивительно быстро нашелся у них общий язык. Чкалов рассказывал Ольге о своих 
радостях и тревогах, удачах и разочарованиях. Ольга не разбиралась в технике, а 
тем более в авиационной. Но Валерий так красочно и с таким чувством рассказывал 
ей о своих летных делах, о своих замыслах, что она слушала с большим интересом 
и сочувствием.

Это было начало большой дружбы и настоящей любви.


* * *

Знакомство с Ольгой Ореховой пробудило в Чкалове новую энергию, и он с еще 
большей настойчивостью продолжал свои творческие поиски. Изучив до мельчайших 
деталей свой самолет, Валерий испытывал его в самых необычайных положениях. 
Мастерство и железное здоровье давали ему возможность резко выходить из 
пикирования и набирать высоту в перевернутом полете. В такие минуты его сильно 
прижимало к сидению или, наоборот, толкало вон из кабины.

Подобной фигуры не было не только в учебной программе истребительной эскадрильи,
 – ее не существовало и в арсенале высшего пилотажа. Чкалов первым доказал на 
практике возможность подобных эволюций и для машины и для пилота. Тренируясь в 
учебные часы, он ставил свой самолет в небывалые положения, а потом обосновывал 
эти положения теоретически. Так рождались новые фигуры высшего пилотажа.

Летчики восторженно встречали каждое достижение Чкалова. Но тогда чкаловекие 
фигуры высшего пилотажа еще входили в рубрику «неуставных полетов».

Попрежнему с отеческой строгостью и порой с излишней осторожностью относился к 
воздушным опытам Чкалова командир эскадрильи И. П. Антошин. Но нетерпим он 
бывал только в тех случаях, когда риск не оправдывался необходимостью, а сам 
полет не представлял ценности для боевой подготовки.