Меня как паралич хватил: сижу с открытым ртом, без движения.

«Вот и кончился наш второй перелёт на Камчатку!» Механик Бассейн пулей выскочил 
из кабины, обошёл самолёт, внимательно всё осмотрел и поспешил успокоить меня:

– Не падайте духом, командир, машину можно отремонтировать на месте… Только бы 
запасные части доставить сюда… Вон какое село большое, люди помогут, да и своих 
рабочих можно вызвать из мастерских!

Я, ободрённый, выпрыгнул из машины. Из села уже бежали к нам люди, но мне не до 
них. Скорей к поезду!

Хватаю плоский ящик с матрицами и с ходу кричу механику:

– Флегонт! Срочно составь список нужных частей и сообщи мне по телефону в 
Ленинград, в редакцию «Правды». Я постараюсь как можно быстрей доставить всё 
необходимое и рабочих прислать… Жди!

Одна мысль сейчас мною владела – не оставить Ленинград без газеты. Ноги вязли в 
снегу. Где-то далеко загудел паровоз. Я падаю в сугроб, вскакиваю и снова бегу.

Начальник станции или дежурный в красной фуражке стоит на пустынной платформе, 
с удивлением смотрит на меня, не делая шага навстречу.

Как видно, он совсем опешил, увидя в этот ранний час человека в необычной 
одежде – на мне был комбинезон и шлем, – бежавшего, спотыкаясь в снегу, 
прижимая к груди плоский ящик. Не мог ведь он знать, что я в самом деле, как 
это говорится, «с неба свалился». И совсем поставили железнодорожника в тупик 
мои нелепые вопросы:

– Какая это станция? Сейчас будет пассажирский поезд, куда идёт, не знаю, но 
всё равно мне нужно на нем ехать!

– Успокойтесь, гражданин. Видите, я вышел встретить скорый поезд, он следует в 
Ленинград, только у нас скорые и курьерские поезда не останавливаются.

– Почему не останавливаются?

– Скорый – не почтовый, чтобы на каждом полустанке торчать!

– А вы остановите! – Я показал на ящик: – Здесь матрицы газеты «Правда», они 
должны утром быть в Ленинграде. Прошу остановить поезд!




– Я русским языком говорю: не имею права! Меня уволят за задержку скорого!

Поезд должен был подойти с минуты на минуту.

Я вспомнил что удостоверение, которое мне выдали в редакции. Хотя успел уже 
забыть, что там написано, но на всякий случай сунул его железнодорожнику в 
красной фуражке. Он надел очки, исподлобья поглядел на меня, как бы оценивая, 
развернул бумажку, начал читать и вдруг, поправив очки, вторично прочёл 
вполголоса:

– «И имеет право останавливать поезда…» Чего же вы молчали, что у вас такой 
важный груз? – в свою очередь стал он кричать на меня.

Показался поезд. Железнодорожник прошёл вперёд, поднял красный флажок. И когда 
скорый замедлил ход, я вскочил на подножку вагона, помахал рукой доброму 
человеку и вошёл в тамбур.

Поезд выручил самолёт.

В полдень ленинградцы читали «Правду».

…На другой день утром на «Красной стреле» я прибыл в Москву и, не заезжая домой,
 отправился в отряд. Рассказал я командиру о своих злоключениях и попросил 
подписать отношение в мастерские с просьбой отпустить одного рабочего для 
ремонта самолёта и выдать винт, одну лыжу, заднюю стойку шасси, полотно, клей, 
краску.

Бригадир Маштаков сразу согласился ехать со мною. Всё, что надо, мы с ним 
получили, а отправить не можем. Предметы громоздкие, их не принимают в багаж 
пассажирского поезда. А если отправить их, как нам предлагали, с товарной 
станции малой скоростью, они придут на место через две-три недели.

Я опять побежал к командиру отряда. В это время в его кабинет вошёл лётчик