– Водопьянов!!! Михаил Васильевич!…

– Машину гробанули, а сами целы, – ответил я.

Когда автомобиль подъехал к месту аварии, товарищи бросились обнимать нас.

– А мы-то думали, вы разбились. Какое счастье, что вы живы!




На другой день на место вынужденной посадки приехала аварийная комиссия, пришли 
и мы с механиком. Члены комиссии осмотрели место нашей посадки, покачали 
головами, а председатель сказал:

– Да-а… Это большое счастье, что вы не разбились. Скажите, какая звезда вас 
охраняет?

Попали мы, оказывается, на бывший артиллерийский полигон. Кругом – ямы, воронки 
от разорвавшихся снарядов. В двадцатых годах построили здесь площадки для 
выступления артистов в торжественный день Первого мая. И вот между этих 
препятствий самолёт довольно удачно прошёл, и только последняя эстрада помешала,
 но это было не так страшно, скорость движения уже погасла.

Аварийная комиссия нашла и причину пожара. Нам на аэродром привезли не сжатый 
воздух для запуска моторов, а по халатности – баллоны, заряженные кислородом. 
Поэтому с полуоборота и запустился двигатель. Под действием кислорода воздушные 
клапаны мотора загорелись, вот отчего появились искры, похожие на бенгальский 
огонь.

Наш добрый друг «Р-5» повреждён меньше, чем можно было ожидать. На редкость он 
оказался прочным. Но все-таки его «раны» надо лечить основательно.

Под строгим контролем бортмеханика Александрова рабочие отряда разобрали машину,
 перевезли её в ремонтные мастерские и аккуратно сложили под навесом.

Самолёт «М-10-94» стал ждать своей очереди на ремонт.




Прерванный полёт


…Ничего не вижу. Щупаю голову – вся забинтована. Шарю кругом руками – матрац и 
железо койки.

– Как же так? – думаю вслух. – Только сейчас управлял самолётом и вдруг 
очутился на кровати?

– Почему сейчас? – слышу ласковый женский голос. – Вы уже трое суток лежите у 
нас, в Верхнеудинской железнодорожной больнице. Доктор говорит, что у вас 
сотрясение мозга… Очень хорошо, что вы наконец пришли в сознание!

– Как я сюда попал?

– Вас, товарищ лётчик, нашли у разбитого самолёта на льду озера Байкал.

– Какое сегодня число?

– Шестнадцатое февраля.

«А вылетел я из Иркутска тринадцатого. Значит, авария прервала мой дальний 
перелёт. Надо во что бы то ни стало его завершить», – думаю я и тотчас прошу 
медицинскую сестру:

– Пожалуйста, запишите телеграмму и срочно пошлите её в Москву: «Потерпел 
аварию на Байкале. Получил незначительное ранение. Прошу дать распоряжение 
Иркутскому управлению о выделении мне самолёта для продолжения полёта на 
Камчатку».

Продиктовал телеграмму и снова впал в забытьё. Сестра, конечно, не отправила 
телеграмму. Она знала, что иногда раненые, в результате сильного нервного 
возбуждения, называемого шоком, не чувствуют острой боли, не осознают тяжести 
своего положения. Так было и со мной.

«Лёгкое», как мне почудилось, ранение оказалось несколькими рваными ранами на 
голове, из которых четыре были весьма серьёзными, переломом нижней челюсти, 
семью выбитыми зубами, большой раной на подбородке и ещё более глубокой на