некуда. Но, к великому нашему счастью, это оказался пологий мыс. Нам удалось 
перескочить его и вырваться к морю. Там видимость немного улучшилась, и мы 
стали разбираться в своём положении.

Очевидно, надо было подыскивать место для посадки где-то на Новой Земле, хотя 
бы просто в тундре.

Штурман предложил добраться до мыса Меньшикова. Он знает, что там есть домик: 
по крайней мере, будет где жить. Может быть, туда нам смогут доставить колесо.

Мы опять пошли к берегу Новой Земли. Вот мыс. Огромные волны, ударяясь о берег, 
рассыпаются тысячами брызг. Машину бросает то вверх, то вниз… Ну и погода!

Решение принято: сажусь.

Самолёт коснулся «здоровым» колесом поверхности острова и покатился, потом 
начал медленно опускаться на «больное».

Едва «больное» колесо коснулось земли, от сильного рывка лопнул канат; машина 
заковыляла, как подстреленная птица, но всё же осталась цела.

На снегу валялись разбросанные во все стороны куски каната и проволоки – теперь 
колесо собрать уже нечем…

Мы осмотрелись вокруг. Пустынный берег выглядел неприветливо. Домик 
действительно имелся, но рассчитывать на его гостеприимство не приходилось: 
временное сооружение давно пришло в негодность, обогреть его было немыслимо. 
Разбить палатку тоже было нельзя – бешеный шторм унёс бы её. Решили устроиться 
в самолёте.

Надули резиновые матрацы, вытащили спальные мешки и устроили себе «дом» в 
радиорубке. Немедленно вызвали Амдерму и запросили о судьбе своих товарищей: 
Молоков сел при одиннадцатибалльном шторме в Амдерме, а Алексеев – в заливе 
Благополучия.

Нам обещали выслать нарты с продовольствием и собирались отправить бот, но 
шторм не дал капитану даже сняться с якоря.

Нарты тоже до нас не дошли.

Трое суток люди плутали во льдах, а потом, измученные, вернулись обратно на 
зимовку.

Мы жили в самолёте и на «улицу» выходили через хвостовой люк. Несмотря на эту 
предосторожность, ледяной ветер пронизывал стенки. Пурга ревела вокруг нашего 
корабля.

Так шли дни за днями.

Наступило 6 ноября. Завтра – двадцатая годовщина Великой Октябрьской 
социалистической революции. Нас охватило волнение. Вся страна, наша столица 
будут радоваться и праздновать этот день.

Очень хотелось и нам как-то отметить счастливую годовщину. Что придумать, мы не 
знали.

Ночью в канун праздника нам не спалось. Лежим в своих спальных мешках, 
прислушиваемся к вою пурги – и слышим, что она затихает.

Тогда мы все вышли и развели на берегу моря большой костёр из плавника, который 
море выбросило на берег. Долго мы не могли оторвать глаз от его яркого пламени. 
Нас обдувал ледяной ветер, но возвращаться в кабину не хотелось.

Близился рассвет.

Наступила знаменательная дата. У одного из нас сохранился неизвестно откуда 
взявшийся маленький красный флажок аэродромной службы.

И вот пять человек, пять советских людей, заброшенных случаем на пустынный 
берег северной земли, взяли свой маленький красный флажок и пошли гуськом: 
сначала вокруг костра, потом обошли заброшенный домик. Встретили Октябрьскую 
годовщину в строю!

После этой «демонстрации» все вернулись в самолёт довольные: мы праздновали 
вместе со всей страной и действительно не чувствовали себя ни заброшенными, ни 
обездоленными. Как и весь наш народ, мы представляли себе Красную площадь, и на 
душе у нас было радостно и легко.

Чувство радости и единства с народом охватило всех нас, когда мне передали 
радиограмму из родных мест: земляки сообщали, что выдвинули меня кандидатом в