– Зато Басов хорошо стреляет.

– Ну молодцы! Давайте сюда пленных! – засмеялся Павлов. Гоша, откозырнув, по 
всем правилам доложил:

– Пленных – лётчика-белогвардейца подполковника Бабакина и неизвестного 
лётчика-наблюдателя – доставил моторист Басов.

– Благодарю обоих за отличную службу! – громко отчеканил Павлов. – И, 
повернувшись к Гоше, сказал: – Мне всё некогда было с тобой переговорить, а 
выходит, есть о чём побеседовать… Ну, закуривай! – И он протянул свой портсигар,
 щёлкнув им, что было у него знаком особого расположения.

…Пока «павловцы» находились вместе с нашим дивизионом, Гоша без устали рисовал 
портреты моих товарищей по службе. Все лётчики, мотористы, красноармейцы 
послали домой свои изображения у крылатой машины.

Вскоре истребительный отряд Ивана Ульяновича Павлова улетел с нашего аэродрома. 
Мы тоже переехали на новое место, и я потерял след Гоши. Мы вновь с ним 
встретились спустя много лет в Москве.

Басов так и не стал лётчиком, а художник вышел из него знаменитый.




Лёша Сибиряк


Алексея Силова прислали в авиационный отряд, когда мы стояли вблизи 
Екатеринбурга, как называли тогда нынешний Свердловск. Время было тревожное. На 
Урал наступали банды белого адмирала Колчака.

Новичок с маленькой корзинкой в руке молодцевато прошагал через зелёное лётное 
поле и остановился перед палаткой, в которой помещался штаб. Носовым платком он 
смахнул пыль с ярко начищенных хромовых сапог, подтянул ремень на новенькой 
кожаной тужурке и поправил лётный шлем.

Мы возились в это время у моторов и, перепачканные с головы до ног машинным 
маслом, с любопытством и даже с какой-то неприязнью смотрели на щеголеватое 
пополнение.

Через полчаса прибывший вышел из штаба. Вид у него был уже совсем не такой 
лихой. Он постоял минутку-другую, сплюнул, махнул рукой и ленивой походкой 
направился к нам, мотористам.

Вот что произошло в штабе.

– Красный военлёт Алексей Силов прибыл в ваше распоряжение! – щёлкнув каблуками,
 громко отрапортовал новенький.

«Нашего полку прибыло!» – подумал командир отряда, с удовольствием рассматривая 
нового военлёта. Он встал из-за стола, шагнул навстречу Силову и долго тряс ему 
руку.

Стоило только взглянуть на Силова, чтобы сразу понять, что он не из бывших 
царских офицеров. Невысокого роста, коренастый, с льняным чубом и обильно 
усыпанным веснушками круглым добродушным лицом, он совсем не походил на 
вчерашнего поручика или штабс-капитана. В царской России к штурвалу военного 
самолёта допускались только офицеры – сынки помещиков, фабрикантов, 
высокопоставленных чиновников. Нижним чинам из рабочих и крестьян доверяли лишь 
ремонт моторов и уход за машинами. После революции большинство 
авиаторов-офицеров оказалось в лагере белогвардейцев. Вот почему в Красной 
Армии в годы гражданской войны было мало самолётов и ещё меньше лётчиков.

Кое-кто из бывших офицеров-лётчиков сорвал золотые погоны и перешёл на службу к 
красным. Им не всегда можно было доверять. Другое дело – свой брат лётчик! 
Большие, в ссадинах и царапинах, тёмные, мозолистые руки труженика были для 
Силова отличным «удостоверением личности».

– На каких самолётах летали? – спросил у него обрадованный командир отряда.

– На разных, – не очень уверенно ответил Силов. – На «вуазене», например…

– Очень хорошо! У нас как раз есть беспризорный «вуазен».

Командир взял документы Силова, и, пока читал их, на его бритых худощавых щеках 
появились красные пятна и быстро задвигались желваки.

– Что за чушь! – закричал он, стукнув кулаком об стол. – Вы говорите – лётчик,