Мне приходится признать, что мы не ожидали такого тотального и столь быстрого 
поражения Югославии. Во время всех этих событий 18 апреля 1941 года я подписал 
специальную директиву, в которой всем нашим резидентурам в Европе 
предписывалось всемерно активизировать работу агентурной сети и линий связи, 
приведя их в соответствие с условиями военного времени.

Аналогичную директиву по своей линии направила и военная разведка. Мы также 
планировали послать в Швейцарию группу опытных оперативников, включая болгарина 
Афанасьева. Им надлежало быть связными надежных источников с использованием 
своего прикрытия в нейтральной Швейцарии. С этой страной не существовало прямой 
связи, и наши агенты должны были ехать поездом через Германию, с пересадкой в 
Берлине. В связи с этим было решено усилить наши резидентуры в Германии и 
Польше. Некоторых оперативников мы направили в Берлин, перебросив их из Италии 
и Франции. К этому времени Бельгия была уже оккупирована. Мы не всегда успевали 
за столь стремительным развитием событий; нашим немецким агентам мы не сумели 
оперативно доставить радиооборудование, батареи, запасные части, и, хуже того, 
эти люди не были достаточно подготовлены ни с точки зрения основ разведработы, 
ни с точки зрения владения искусством радиосвязи.

Постепенно мы начали уделять больше внимания политическим беженцам, прибывшим в 
Москву из стран, оккупированных немцами. До своего бегства в Великобританию 
Бенеш приказал сформировать чешский легион, который был направлен в Польшу под 
командованием молодого подполковника Свободы.

После предварительных контактов с нашей резидентурой в Варшаве Свобода перешел 
со своей частью в Западную Украину. Фактически после разоружения его легиона, 
получив статус неофициального посланника, он жил на явочной квартире и на моей 
даче в пригороде Москвы. С ним регулярную связь поддерживал Маклярский. Мы 
держали Свободу в резерве. В мае и в июне, перед самым началом войны, мы начали 
обсуждать с ним план формирования чешских частей в Советском Союзе, чтобы затем 
выбросить их в немецкий тыл для ведения партизанских операций в Чехословакии. Я 
очень хорошо помню этого человека – неизменно вежливого и неизменно 
выдержанного, державшегося с большим достоинством.

Между тем Сталин и Молотов распорядились о передислокации крупных армейских 
соединении из Сибири к границам с Германией. Они прибывали на защиту западных 
границ в течение апреля, мая и начала июня. В мае, после приезда из Китая в 
Москву Эйтингона и Каридад Меркадер, я подписал директиву о подготовке русских 
и других национальных эмигрантских групп в Европе для участия в 
разведывательных операциях в условиях войны.

Сегодня нам известно, что тайные консультации Гитлера, Риббентропа и Молотова о 
возможном соглашении стратегического характера между Германией. Японией и 
Советским Союзом создали у Сталина и Молотова иллюзорное представление, будто с 
Гитлером можно договориться. До самого последнего момента они верили, что их 
авторитет и военная мощь, не раз демонстрировавшаяся немецким экспертам, 
отсрочат воину по крайней мере на год, пока Гитлер пытается мирно уладить свои 
споры с Великобританией. Сталина и Молотова раздражали иные точки зрения, 
шедшие вразрез с их стратегическими планами по предотвращению военного 
конфликта. Это объясняет грубые пометки Сталина на докладе Меркулова от 16 июня 
1941 года в котором говорилось о явных признаках надвигавшейся войны. Тот факт, 
что Сталин назначил себя главой правительства в мае 1941 года, ясно показывал: 
он возглавит переговоры с Гитлером и уверен, что сможет убедить того не 
начинать войну. Известное заявление ТАСС от 14 июня подтверждало: он готов на 
переговоры и на этот раз будет вести их сам. Хотя в Германии вовсю шли 
крупномасштабные приготовления к войне, причем уже давно, Сталин и Молотов 
считали, что Гитлер не принял окончательного решения напасть на нашу страну и 
что внутри немецкого военного командования существуют серьезные разногласия по 
этому вопросу. Любопытен тот факт, что заявление ТАСС вышло в тот самый день, 
когда Гитлер определил окончательную дату вторжения. Следует также упомянуть 
еще о нескольких малоизвестных моментах.

В мае 1941 года немецкий «Юнкерс-52» вторгся в советское воздушное пространство 
и, незамеченный, благополучно приземлился на центральном аэродроме в Москве 
возле стадиона «Динамо». Это вызвало переполох в Кремле и привело к волне 
репрессий в среде военного командования: началось с увольнений, затем 
последовали аресты и расстрел высшего командования ВВС. Это феерическое 
приземление в центре Москвы показало Гитлеру, насколько слаба боеготовность 
советских вооруженных сил.

Второй факт. Военное руководство и окружение Сталина питали иллюзию, будто мощь 
Красной Армии равна мощи сил вермахта, сосредоточенных у наших западных границ. 
Откуда такой просчет? Во-первых, всеобщая воинская повинность была введена 
только в 1939 году, и, хотя Красная Армия утроила свой численный состав, в ней 
не хватало людей с высшим военным образованием, поскольку более тридцати тысяч 
кадровых командиров подверглись в 30-х годах репрессиям. Количество военных 
училищ и школ, открытых в 1939 году, хотя и впечатляло, но их не хватало. 
Правда, половину репрессированных высших армейских чинов возвратили из тюрем и 
лагерей ГУЛАГа в армию, но их явно было недостаточно, чтобы справиться с