Опыт, приобретенный при выполнении обязанностей телефониста, а затем 
шифровальщика, оказался полезным. Я печатал документы с грифом «секретно», 
посылавшиеся командованию, и расшифровывал телеграммы, которые мы получали 
непосредственно от главы ВЧК Феликса Дзержинского из Москвы.

1921 год стал переломным в моей жизни. Дивизия была переведена в Житомир. 
Главной задачей нашего Особого отдела была помощь местному ЧК в проникновении в 
партизанское подполье украинских националистов, руководимых Петлюрой и 
Коновальцем. Их вооруженные банды устраивали диверсии против органов Советской 
власти на местах. Возглавлявшим ЧК Потажевичу и Савину удалось установить 
диалог с партизанскими руководителями и провести с ними неофициальные 
переговоры. Мое руководство встретилось с ними в Житомире на явочной квартире. 
Я, как младший сотрудник на подхвате, должен был проживать в доме, где 
находилась явочная квартира, и обслуживать переговоры. Опыт общения с главарями 
формирований украинских националистов, являвшимися, по существу, настоящими 
хозяевами в своей округе, помог мне в дальнейшем, когда я стал оперативным 
работником госбезопасности. На своей собственной шкуре испытал я, каково иметь 
дело с заговорами в подполье.

Война с украинскими националистами продолжалась почти два года и закончилась 
компромиссом – их главари приняли амнистию, которую дало им правительство 
Советской Украины. Произошло это лишь после того, как кавалерийский отряд в две 
тысячи сабель, посланный Коновальцем в Житомир, был окружен частями Красной 
Армии и сдался. Банда Коновальца потерпела сокрушительное поражение. В этих 
боях погиб мой старший брат Николай, служивший в погранвойсках на польской 
границе. Я же подал рапорт о переводе в Мелитополь, чтобы быть поближе к семье 
и иметь возможность помогать ей.

В течение последних трех лет пребывания в Мелитополе я был младшим оперативным 
работником в окружном отделе ГПУ и отвечал за работу осведомителей, 
действовавших в греческом, болгарском и немецком поселениях. В 1927 году я 
получил повышение и был переведен в Харьков, тогдашнюю столицу Украины, где 
стал работать в ГПУ УССР. Именно там, в Харькове, я встретился со своей будущей 
женой, Эммой Кагановой: мне было двадцать, ей на два года больше – она приехала 
на Украину из белорусского города Гомеля.

Эмма была способной, и ей удалось поступить в гимназию, где для евреев 
существовала ограничительная норма. Она окончила несколько классов гимназии и 
позднее стала работать секретарем-машинисткой у Хатаевича, секретаря гомельской 
губернской организации большевиков. Когда ее начальника перевели в Одессу, где 
он возглавил партийную организацию, она последовала за ним. Именно в Одессе 
Эмма и перешла в местное ГПУ. Ей поручили вести работу среди проживавших в 
городе немецких колонистов. Голубоглазая блондинка, она говорила на близком к 
немецкому идише и вполне могла сойти за немку.

В Харьков ее перевели за год до того, как я туда перебрался. Эмма занимала в 
ГПУ УССР более весомое положение, чем такой новичок, каким я тогда был. Как 
образованной и привлекательной женщине, к тому же начитанной и чувствовавшей 
себя вполне свободно в обществе писателей и поэтов, ей доверили руководить 
деятельностью осведомителей в среде украинской творческой интеллигенции – 
писателей и театральных деятелей. Мы встретились с ней на службе, и меня 
поразили ее красота и ум. Отец Эммы, сплавщик леса, умер, когда ей было всего 
десять лет. Она начала работать и одна содержала всю семью, где было восемь 
детей. Так что у нас с Эммой было много общего: и я, и она являлись опорой для 
семьи и должны были в силу обстоятельств рано повзрослеть.

Несмотря на то что вся наша жизнь была заполнена работой, жена побудила меня 
заняться изучением права в Харьковском университете. Но мне, правда, удалось 
побывать всего на десяти лекциях и сдать один экзамен – по экономической 
географии. На большее у меня просто не хватило времени. Мой рабочий день 
начинался в десять часов утра и заканчивался в шесть вечера с коротким 
перерывом на обед. После этого начинались встречи с осведомителями на явочных 
квартирах. Они продолжались с половины восьмого вечера до одиннадцати. Затем я 
возвращался на службу, чтобы доложить начальству о полученных мною оперативных 
материалах.

С 1922 года ГПУ, а позднее НКВД-КГБ (ныне ФСБ) и служба внешней разведки при 
принятии важных решений в вопросах внешней и внутренней политики государства 
должны были стать основным источником информации для всех уровней советского и 
российского руководства. Еще и сегодня руководство страны получает ежемесячные 
доклады о положении в государстве от органов госбезопасности по линии их 
агентуры. Подобного рода доклад включает изложение внутренних трудностей и 
недостатков в работе различных организаций, предприятий и учреждений. По 
заведенному при Сталине порядку встречаться со своим осведомителем в дневное 
время было не положено. Вот почему мы встречались по вечерам. Было известно, 
что Сталин засиживается допоздна, и мы работали в таком же режиме.

По иронии судьбы отделение информации нашего отдела возглавлял бывший царский 
офицер Козельский, происходивший из обедневшей дворянской семьи. Хотя этот 
человек и служил в царской армии, его симпатии к большевикам, проявившиеся в