Я получил также личное задание от Берии ознакомиться со всеми документами о 
передаче и приеме испанских ценностей в Гохран СССР. Но легче было это сказать, 
чем сделать, поскольку разрешение на работу с материалами Гохрана должен был 
подписать Молотов. Его помощник между тем отказывался подавать документ на 
подпись без визы Ежова, народного комиссара НКВД, – подписи одного Берии тогда 
было недостаточно. В то время я был совершенно незнаком со всеми этими 
бюрократическими правилами и передал документ Ежову через его секретариат. На 
следующее утро он все еще не был подписан. Берия отругал меня по телефону за 
медлительность, но я ответил, что не могу найти Ежова – его нет на Лубянке. 
Берия раздраженно бросил:

– Это не личное, а срочное государственное дело. Пошлите курьера к Ежову на 
дачу, он нездоров и находится там.

Его непочтительный тон в адрес Ежова, кандидата в члены Политбюро, несколько 
озадачил и удивил меня.

Вместе с курьером нас отвезли на дачу наркома в Озеры, недалеко от Москвы. 
Выглядел Ежов как-то странно: мне показалось, что я даю документ на подпись 
либо смертельно больному человеку, либо человеку, пьянствовавшему всю ночь 
напролет. Он завизировал бумагу, не задав ни одного вопроса и никак не высказав 
своего отношения к этому делу. Я тут же отправился в Кремль, чтобы передать 
документ в секретариат правительства. Оттуда я поехал в Гохран в сопровождении 
двух ревизоров, один из которых, Берензон, был главным бухгалтером ВЧК– НКВД 
еще с 1918 года. До революции он занимал должность ревизора в Российской 
страховой компании, помещение которой занял Дзержинский.

Ревизоры работали в Гохране в течение двух недель, проверяя всю имевшуюся 
документацию. Никаких следов недостачи ими обнаружено не было. Ни золото, ни 
драгоценности в 1936—1938 годах для оперативных целей резидентами НКВД в 
Испании и во Франции не использовались. Именно тогда я узнал, что документ о 
передаче золота подписали премьер-министр Испанской республики Франциско Ларго 
Кабальеро и заместитель народного комиссара по иностранным делам Крестинский, 
расстрелянный позже как враг народа вместе с Бухариным после показательного 
процесса в 1938 году.

Золото вывезли из Испании на советском грузовом судне, доставившем сокровища из 
Картахены, испанской военно-морской базы, в Одессу, а затем поместили в подвалы 
Госбанка. В то время его общая стоимость оценивалась в 518 миллионов долларов. 
Другие ценности, предназначавшиеся для оперативных нужд испанского 
правительства республиканцев с целью финансирования тайных операций, были 
нелегально вывезены из Испании во Францию, а оттуда доставлены в Москву – в 
качестве дипломатического груза.

Испанское золото в значительной мере покрыло наши расходы на военную и 
материальную помощь республиканцам в их войне с Франко и поддерживавшими его 
Гитлером и Муссолини, а также для поддержки испанской эмиграции. Эти средства 
пригодились и для финансирования разведывательных операций накануне войны в 
Западной Европе в 1939 году.

Вопрос о золоте после разоблачений Орлова в 1953– 1954 годах получил новое 
развитие. Испанское правительство Франко неоднократно поднимало вопрос о 
возмещении вывезенных ценностей. О судьбе золота меня и Эйтингона допрашивали 
работники разведки КГБ в 1950—1960 годах, когда мы сидели в тюрьме. В итоге, 
как мне сообщили, «наверху» было принято решение в 1960-х годах – 
компенсировать испанским властям утраченный в 1937 году золотой запас поставкой 
нефти в Испанию по клиринговым ценам.

В июле 1938 года, накануне побега Орлова, нашего резидента в Испании, 
циркулировали слухи о том, что он вскоре заменит Пассова на посту руководителя 
разведки НКВД. Однако арест его зятя, Кацнельсона, заместителя наркома 
внутренних дел Украины, репрессированного в 1937 или 1938 году, испугал Орлова.




Ликвидация троцкистов за рубежом


Настоящая фамилия Орлова-Никольского – Фельдбин, он же «Швед» или «Лева» в 
материалах оперативной переписки. На Западе, впрочем, он стал известен как 
Александр Орлов. Я встречался с ним и на Западе, и в Центре, но мимолетно. Тем 
не менее считаю важным остановиться на этой фигуре подробнее, так как именно 
его разоблачения в 50-х и 60-х годах в значительной мере способствовали 
пониманию характера репрессий 37-го года в Советском Союзе. Кстати, вопреки его 
утверждению, Орлов никогда не был генералом НКВД. На самом деле он имел звание 
майора госбезопасности, специальное звание, приравненное в 1945 году к рангу 
полковника. В начале 30-х годов Орлов возглавлял отделение экономической 
разведки Иностранного отдела ОГПУ, был участником конспиративных контактов и 
связей с западными бизнесменами и сыграл важную роль в вывозе новинок