повторил свои инструкции очень четко, пристально глядя на меня сквозь пенсне. Я 
ответил, что считаю такое деликатное задание более подходящим для человека, 
лично знающего Бенеша и непосредственно с ним связанного по прежней работе. 
Таким человеком был Зубов, наш резидент в Праге в предвоенные годы, которого 
Сталин и Молотов в свое время посадили в тюрьму за то, что он в 1938 году 
сообщил о несостоятельности плана Бенеша опереться на сомнительных людей в 
Белграде и. более того, – денег им не дал. Молотов на это сказал, чтобы я лично 
выполнил поручение с привлечением нужных людей, а как – это уже на мое 
усмотрение. Было ясно, что он не хотел брать на себя ответственность за то, 
какими методами я буду действовать: его интересовал только результат. Я должен 
был покинуть Прагу через двенадцать часов после разговора с Бенешем, не 
дожидаясь ответа.

Вместе с Зубовым (с сентября 1946 года Зубов находился на пенсии; после 
систематических избиений в тюрьме, которым подвергал его следователь Родос, он 
стал фактически инвалидом: довольно заметно прихрамывал и ходил, опираясь на 
палку) мы приехали в Прагу поездом в январе 1948 года, но остановились не в 
посольстве, а в скромном отеле, где представились членами советской торговой 
миссии. Наша бригада специального назначения – 400 человек, переодетых в 
штатское, – уже была в Праге. Эту группу скрытно переправили для поддержки и 
зашиты Готвальда.

Официальные советские представители и без того оказывали на Бенеша весьма 
сильный нажим, а тут еще и мы должны были внести свою лепту. Зубов и я провели 
в Праге целую неделю, и за это время Зубову, который перед войной встречался с 
Бенешем в присутствии нашего посла Александровского, удалось, использовав все 
свое умение и прошлые связи, на пятнадцать минут встретиться с Бенешем в его 
резиденции, расположенной в самом центре Праги. Смысл нашего послания он довел 
до президента, сказав, что в стране произойдут кардинальные перемены независимо 
от того, сохранится нынешнее руководство или нет, но, по его мнению, Бенеш был 
единственным, кто мог бы обеспечить плавную и бескровную передачу власти.

В соответствии с инструкциями Зубов сказал Бенешу, что не ожидает от него 
ответа, а всего-навсего передает ему неофициальное послание. По словам Зубова. 
Бенеш казался сломленным, больным человеком, который постарается сделать все, 
что можно, с тем, чтобы избежать взрыва насилия и беспорядков в Чехословакии.

Выполнив свою миссию, мы сели в поезд Прага-Москва. Как только поезд пересек 
границу, я сразу же, используя каналы связи местного обкома партии, послал, как 
мне и было приказано, шифровку Молотову и ее копию Абакумову, тогдашнему 
министру госбезопасности: «Лев получил аудиенцию и передал послание» («Лев» – 
кодовое имя Зубова). Через месяц Бенеш мирно уступил бразды правления Готвальду.





Реорганизация органов госбезопасности и разведки в 1946—1947 годах


В конце войны мое служебное положение еще больше упрочилось: 4-е управление, 
которым я руководил, внесло общепризнанный вклад в нашу победу. Среди двадцати 
восьми чекистов, удостоенных высшей награды страны – звания Героя Советского 
Союза, двадцать три были офицерами и сотрудниками моего управления. В декабре 
1945 года мне была оказана редкая честь выступить с официальным докладом на 
ежегодном собрании сотрудников аппарата НКГБ-НКВД, посвященном очередной 
годовщине образования ЧК. Вскоре я был избран членом парткома Министерства 
государственной безопасности (МГБ): весной 1946 года Наркомат государственной 
безопасности (НКГБ) стал называться министерством.

Еще в июле 1945 года, сразу же после окончания войны, накануне Потсдамской 
конференции, Сталин подписал постановление правительства о введении для 
офицеров и руководящего состава госбезопасности и внутренних дел аналогичных с 
Красной Армией воинских званий (старший майор – полковник, комиссар 
госбезопасности – генерал-майор; комиссар госбезопасности 3-го ранга – 
генерал-лейтенант, 2-го ранга – генерал-полковник, 1-го ранга – генерал армии; 
генеральный комиссар – маршал). Берия получил звание маршала в июле 1945 года. 
Фитину и мне тем же постановлением правительства присвоили звание 
генерал-лейтенанта, а Эйтингону – генерал-майора. Так в первый раз мое имя и 
Эйтингона было упомянуто на страницах нашей прессы среди руководящих работников 
НКВД, которым были присвоены генеральские звания.

Между тем «холодная война» приняла ожесточенный характер, что в конце 1947 года 
привело к важной реорганизации структур наших разведорганов. Война показала, 
что политическая и военная разведки не всегда квалифицированно справлялись с 
оценкой и анализом всей информации, которую они получали по своим каналам. И 
тогда Молотов, который перед Ялтинской конференцией несколько раз 
председательствовал на совещаниях руководителей разведслужб, предложил 
объединить их в одну централизованную организацию. Сталин согласился с этим 
предложением – так появился на свет Комитет информации, куда вошли 1-е