где компартии играли активную роль в комитетах национального спасения, бывших 
де-факто временными правительствами, находившимися под нашим влиянием и отчасти 
контролем.

Мы вполне могли проявить гибкость и согласиться на проведение демократических 
выборов, поскольку правительства в изгнании ничего не могли противопоставить 
нашему влиянию. Бенеш, к примеру, бежал из Чехословакии в Англию, на деньги 
НКВД вывез нужных ему людей и находился под нашим сильным влиянием. Ставший 
позднее президентом Чехословакии Людвик Свобода всегда ориентировался на 
Советский Союз. Руководитель чехословацкой разведки полковник Моравец, 
впоследствии генерал, с 1935 года сотрудничал с советскими разведорганами, 
сначала с военной разведкой, потом с НКВД, что не мешало ему придерживаться 
антисоветских убеждений, тесно контактировал с нашим резидентом в Лондоне 
Чичаевым. Молодому румынскому королю Михаю понадобилась поддержка глубоко 
законспирированных наших групп, связанных с руководством румынской компартии, 
для того, чтобы арестовать генерала Антонеску, разорвать союз с Гитлером и 
вступить в антигитлеровскую коалицию. Ситуация в Болгарии складывалась для нас 
вполне благоприятно, учитывая присутствие и большое влияние легендарного 
Георгия Димитрова, бывшего председателя Коминтерна. Во время проведения 
Ялтинской конференции мы уже готовились тайно вывозить урановую руду, 
добывавшуюся в Родопских горах Болгарии (уран был нужен для нашей атомной 
программы).




Миссия Гарримана


В 1945 году я встречался с Гарриманом, послом Соединенных Штатов в Советском 
Союзе. Первая встреча была в Министерстве иностранных дел: меня представили как 
Павла Матвеева, сотрудника секретариата Молотова, ответственного за техническую 
подготовку Ялтинской конференции. После первой официальной встречи я пригласил 
Гарримана на обед в «Арагви», ресторан, известный тогда своей изысканной 
грузинской кухней. Гарриман с видимым удовольствием принял мое приглашение. Я 
взял с собой на обед как своего переводчика князя Януша Радзивилла, 
представленного Гарриману в качестве польского патриота, проживающего в Москве 
в изгнании (в это время он был нашим агентом, находившимся на личной связи у 
Берии).

Для Гарримана и Радзивилла это была встреча старых знакомых. Гарриман владел 
химическим заводом, фарфоровой фабрикой, двумя угольными и цинковыми шахтами в 
Польше. Что было еще важнее, Радзивилл и Гарриман совместно владели 
угольно-металлургическим комплексом, где было занято до сорока тысяч рабочих. У 
себя на родине Януш Радзивилл являлся весьма заметной политической фигурой, 
будучи сенатором и председателем комиссии сейма по иностранным делам. В 1930-х 
годах он помогал Гарриману в приобретении акций некоторых польских предприятий 
в условиях весьма жесткой конкуренции со стороны французских и бельгийских 
предпринимателей.

Я уже писал, что мы стали с середины 30-х годов активно интересоваться 
Радзивиллом. После того как 17 сентября 1939 года Красная Армия вступила в 
восточные районы Польши, он попал к нам в руки, и Берия завербовал его в 
качестве так называемого агента влияния. Затем я организовал его возвращение в 
Берлин, где некоторое время наша резидентура вела за ним наблюдение и регулярно 
докладывала в Москву. Его нередко видели в то время на дипломатических раутах в 
обществе Геринга, с которым он раньше охотился и частенько приезжал в свое 
имение под Вильнюсом (тогда эта территория принадлежала Польше).

В конце 1944 или начале 1945 года мне сообщили: Радзивилл задержан и доставлен 
в Москву; Берия приказал использовать его в зондажных контактах с американцами 
накануне Ялтинской конференции. В то время наши отношения с Польшей были 
натянутыми. Прокоммунистический временный комитет в Люблине объявил себя 
правительством страны в противовес польскому правительству в изгнании, 
находившемуся в Лондоне. Мы собирались активно использовать Радзивилла, чтобы 
успокоить проанглийски настроенных поляков. Британские и американские власти 
между тем, как нам стало известно, начали наводить справки относительно 
местонахождения Радзивилла, исчезнувшего из их поля зрения.

Обычная проверка его предвоенных связей показала нам: Радзивилл имел деловые 
отношения с Гарриманом. Узнав об этом, Берия тут же распорядился о переводе 
Радзивилла с Лубянки, где он к тому времени успел просидеть уже около месяца, 
на явочную квартиру в пригороде Москвы под домашний арест. Берия решил 
использовать Радзивилла в качестве посредника в общении с Гарриманом.

На обеде в «Арагви» с Гарриманом и Радзивиллом я собирался сказать о нашей 
терпимости по отношению к католическим, протестантским и православным 
священнослужителям, даже тем, кто в годы войны сотрудничал с немецкими властями 
на оккупированных территориях (я лично принимал архиепископа Слипого, одного из 
иерархов Украинской униатской церкви; несмотря на то что он тесно сотрудничал с