родственников Эйтингона в США, был привлечен к сотрудничеству крупным агентом 
НКВД в белой эмиграции С. Курнаковым (псевдонимы «Бек», «Кавалерист»). Там ей 
должны были передать исключительно важные документы для московского Центра. 
Получив документы, Лона приехала на вокзал к самому отходу поезда с небольшим 
чемоданом, сумкой и ридикюлем. В условиях введенного в этом городке 
специального режима служба безопасности проверяла документы и багаж у всех 
пассажиров. И здесь Лона проявила высокий уровень профессиональной подготовки. 
Она поставила чемодан перед проверяющими и нервно перебирала содержимое своей 
сумки в поисках затерявшегося билета. Она передала ридикюль, где под салфетками 
лежал сверток с чертежами и детальным описанием первой в мире атомной бомбы, 
кондуктору вагона, который и держал его, пока она искала билет. Лона села в 
поезд уверенная, что кондуктор обязательно вернет ей ридикюль. Так и произошло. 
Когда Яцков встретил ее в Нью-Йорке, она сказала ему, что все в порядке, но 
полиция почти держала эти материалы в своих руках. Этот эпизод впервые 
рассказан историком разведки Чиковым.

После ареста Юлиуса и Этель Розенбергов в 1950 году Коэнам удалось ускользнуть 
от американских властей. В Москве они прошли специальную подготовку как 
агенты-нелегалы. Получив от нашей службы новозеландские паспорта на имя Питера 
и Холен Крогер, Коэны осели в Лондоне. Они владели букинистическим магазином и 
в своем небольшом домике в предместье Лондона оказывали значительную помощь в 
радиосвязи резиденту КГБ Конону Молодому, действовавшему под именем Гордона 
Лонсдейла. Коэны были арестованы вместе с ним в 1961 году и приговорены 
английским судом к двадцати годам тюремного заключения, шесть лет провели в 
тюрьме, потом их обменяли. После своего освобождения они жили в Москве. Лона 
умерла в 1992 году, Морис пережил ее на три года.

Среди виднейших ученых, которых мы активно разрабатывали, используя их 
родственные связи и антифашистские настроения, был Георгий Гамов – русский 
физик, сбежавший в США в 1933 году из Брюсселя, где проходил международный 
съезд физиков. Возможность использования Гамова и подходов к нему через его 
родственников в СССР, которые фактически являлись нашими заложниками, нам 
подсказал академик Иоффе. Гамов имел широкие связи с американскими физиками и 
поддерживал дружеские отношения с Нильсом Бором. Мы поручили Лизе Зарубиной 
добиться его сотрудничества с нами. Лиза вышла на Гамова через его жену, тоже 
физика. Гамов преподавал в Джорджтаунском университете в Вашингтоне и, что 
особенно важно, руководил в Вашингтоне ежегодными семинарами по теоретической 
физике. Таким образом, он мог обсуждать с ведущими физиками мира последние, 
самые перспективные разработки.

Нам удалось воспользоваться широкими знакомствами, которыми располагал Гамов. 
Лиза Зарубина принудила жену Гамова к сотрудничеству в обмен на гарантии, что 
родственникам в Союзе будет оказана поддержка в трудные военные годы.

Мне помнится, что в некоторых случаях американские специалисты нарушали правила 
работы с секретными документами и показывали Гамову отчеты об опытах, 
консультировались у него. Нарушение режима работы с документами делалось по 
общему согласию ученых. Проверка ФБР в 1948 году установила исчезновение более 
1500 страниц из отчетной документации по созданию атомной бомбы в Лос-Аламосе. 
Однако от Гамовых удалось получить в устной форме общие характеристики ученых, 
узнать их настроения, оценки реальной возможности создания атомной бомбы. Мне 
кажется, что между Бором, Ферми, Оппенгеймером и Сцилардом была неформальная 
договоренность делиться секретными разработками по атомному оружию с кругом 
ученых-антифашистов левых убеждений.

Другой источник информации в Теннесси, получавший сведения от Ферми и 
Понтекорво, был связан с нелегальной группой, также использовавшей как 
прикрытие аптеку в Санта-Фе, откуда материалы пересылались с курьером в Мексику.
 Насколько я помню, три человека – научные сотрудники и клерки – копировали 
наиболее важные документы, получая к ним доступ от Оппенгеймера, Ферми и 
Вейскопфа.

Аптека в Санта-Фе (штат Нью-Мексико) была для нелегальной резидентуры, 
созданной в США Эйтингоном и Григулевичем в операции против Троцкого, запасной 
явкой в 1940 году. Как я уже писал, Эйтингон и Григулевич получили тогда от 
Берии широкие полномочия вербовать агентов без санкции Центра. К 1940 году у 
Григулевича за плечами был большой опыт разведывательной работы. В 30-х годах в 
Литве он принимал участие в ликвидации провокаторов охранки, проникших в 
литовский комсомол, затем участвовал в операциях против троцкистов за границей, 
воевал в Испании. Для действий в Латинской Америке у Григулевича было надежное 
прикрытие – сеть аптек в Аргентине, которой владел его отец.

В главе о Троцком я писал, что Эйтингон и Григулевич создали параллельную 
нелегальную сеть, которую можно было использовать в США и Мексике вне контактов 
с испанской эмиграцией в этих странах. Уезжая из Америки в 1941 году, Эйтингон 
и Григулевич аптеку оформили на одного из агентов их группы. Теперь эта сеть 
помогла выйти на интересующие нас источники информации по атомной проблеме.