Из бесед со Стаменовым у меня сложилось впечатление, что болгарские правящие 
круги были напуганы нашим предложением в отношении пакта о взаимопомощи. Левая 
оппозиция и рабочее движение в это время в Болгарии были довольно мощными. 
Поэтому правящие круги боялись, что улучшение отношений с СССР будет 
способствовать укреплению позиции Болгарской компартии. Это толкало не только 
царя Бориса, но и его окружение на союз с англичанами и немцами.

Установление важного контакта с послом Болгарии в Москве осенью 1940 года стало,
 однако, прологом еще одного драматического эпизода в действиях разведки и 
дипломатии на балканском направлении в преддверии неумолимо надвигавшейся 
германо-советской войны.

В конце октября 1940 года или в самом начале ноября накануне поездки Молотова в 
Берлин меня неожиданно вызвал Берия, в кабинете которого я застал П. Федотова, 
начальника контрразведки, и приказал нам срочно явиться к заместителю наркома 
иностранных дел Вышинскому. Суть поручения состояла в том, чтобы, контактируя с 
Вышинским, вступить в неформальные доверительные отношения с послом Югославии в 
СССР Миланом Гавриловичем. Последний по своей инициативе вышел на Вышинского и 
проинформировал его об обострении обстановки на Балканах и борьбе внутри 
югославского руководства. Гаврилович рассказал о недовольстве, которое зреет в 
югославском правительстве в связи с тем, что германские войска войдут в 
Болгарию, оккупируют Фракию, что резко обострит болгаро-югославские отношения.

Принявший нас с Федотовым поздно ночью Вышинский пересказал нам разговор с 
Гавриловичем и сообщил, что с санкции товарища Берии на меня с Федотовым 
возлагается предварительное обсуждение вопросов, вносимых югославским послом на 
рассмотрение наркомом иностранных дел и правительством. Вышинский торопил нас 
подготовиться к разговору с Гавриловичем, который просил принять его в 
ближайшие дни, когда он будет иметь новые сведения о дальнейшем развитии 
событий на Балканах.

Таким образом Вышинский хотел быть заранее подготовленным к обсуждению с послом 
Югославии острых международных проблем, имея возможность переговорить о них с 
Молотовым.

Берия поручил мне и Федотову начать работу с Гавриловичем ввиду того, что, по 
нашим данным, он имел особые отношения с англичанами. Мы рассматривали его как 
«двойника», негласного английского посредника в международных консультациях по 
проблеме Балкан, зная, что Гаврилович очень часто ездил за консультациями к 
английскому послу в Москве С. Криппсу. Прослушивая английское посольство, мы 
имели довольно точные данные о теме его общения с англичанами. Прослушивание 
нами апартаментов югославского посольства подтверждало, что Гаврилович, 
во-первых, заинтересован в налаживании доверительных связей с нами, во-вторых, 
он поднимал вопрос о необходимости изменений в югославском руководстве, 
поскольку внутренние противоречия обостряются и по этой причине югославские 
военные круги не могут не быть заинтересованными в установлении особых 
отношений с «советскими военными инстанциями».

Именно в это время Черчиль в секретном порядке обратился к Сталину с 
предложением отказаться от договоренностей с Германией и заключить военное 
соглашение с Лондоном против Гитлера в обмен на признание публично осуждаемой 
английскими правящими кругами советской оккупации Прибалтики, Бессарабии, 
Восточной Польши и Северной Буковины. Таким образом Черчилль наглядно 
подтвердил, что судьбы народов этих стран, политическое устройство западных 
районов СССР не более чем разменная монета в большой политической игре и что 
геополитические интересы Советского Союза в этом регионе законны и оправданны.

Предложение англичан было явно провокационным, поскольку буквально через 
две-три недели британский Форин-офис предал гласности секретное обращение 
Черчиля к Советским властям в открытой печати, с целью обострить и осложнить 
советско-германские отношения. По времени это совпало с известным визитом в 
Германию главы Советского правительства Молотова в ноябре 1940 года.

В этих условиях после возвращения Молотова из Берлина было принято высшим 
руководством решение использовать инициативу Гавриловича для негласной, 
незаметной для немцев координации действий Англии и Советского Союза на 
Балканах. Поскольку Гаврилович рассматривался как «двойник», осуществить эту 
операцию в Москве можно было, лишь организовав теснейшее взаимодействие 
разведки и контрразведки НКВД. Однако, несмотря на прекрасное информационное 
обеспечение нашего правительства и дипломатии, Советскому Союзу не удалось в 
силу неблагоприятного для нас соотношения сил переломить развитие событий на 
Балканах в свою пользу, не удалось связать Гитлера длительной военной кампанией 
в Югославии и Греции.

Я и Федотов были представлены Гавриловичу Вышинским как советники аппарата 
Наркомата иностранных дел, с которыми ему предварительно следовало встречаться, 
обсуждать содержание вопросов, прежде чем официально ставить их перед Советским 
правительством. Во время второй встречи с Гавриловичем в ресторане «Арагви» 
после его инициативного обращения с предложением о доверительном сотрудничестве 
с советскими представителями, мы поставили перед ним проблемы по линии его