|
М. Розенберг: «Мои стремления к оперативной работе очевидны…»
Второй жертвой тайных контактов, преследовавших осуществление намерений
влиятельных немецких кругов, стал Марсель Розенберг, первый координатор работы
Разведупра и Иностранного отдела VIIV, наш временный поверенный в делах во
Франции, позже заместитель генерального секретаря Лиги Наций и первый советский
посол в республиканской Испании. В истории нашей дипломатии он, к сожалению,
совершенно обойден вниманием. А ведь именно Розенберг обеспечил работу по
завершению подписания советско-французского пакта о взаимопомощи в 1935 году.
Он блестяще справился с поручением разведать у французского банкира Танери о
реальных намерениях Германии, которая вынашивала планы поделить с Польшей
советскую Украину.
Розенберг сыграл также ключевую роль в организации вступления СССР в Лигу Наций,
опираясь на свои широкие связи среди прогрессивной общественности и
влиятельных дипломатов Франции, Румынии, Испании и Чехословакии.
Не могу не привести драматические строки из его письма от 13 декабря 1937 года,
адресованного им Сталину. Оно чудом сохранилось в архивах НКВД и было приобщено
к его уголовному делу. Копию письма передала в МИД России вдова посла Марианна
Ярославская.
Вот этот текст:
«Мои отношения с товарищами по работе были принципиальными и выдержанными. Я на
любой работе считал, что выполняю задание, вправе до получения директив
отстаивать по конкретным вопросам свою точку зрения, не плетясь в хвосте того
или иного ведомственного руководителя. Именно с этим связаны мои отношения с
Чичериным, когда они были не безоблачными, они были в корне подорваны тем
анализом позиций Турции, который я дал в качестве поверенного в делах Турции.
Еще до этого я давал сигналы относительно политики Афганского правительства,
которые не соответствовали романтическому представлению Чичерина о нашей
политике на Ближнем Востоке. В курсе этого товарищи Литвинов и Суриц.
Мои отношения с Крестинским испортились в период моего пребывания в Париже. Он,
как правило, старался систематически проваливать все исходившие от меня
предложения, касающиеся французских дел. С тов. Литвиновым я реже расходился в
оценке конкретных вопросов, однако и с ним мне приходилось часто не соглашаться
по существенным вопросам нашей дипломатии и дипломатической политики. Причем
тов. Литвинов, наверное, не считал, что в этом сквозило мое желание показаться
оригинальным или какие-либо моменты личного порядка. Никогда я не делал карьеру
чиновничью. К уходу в 1926 году из Народного комиссариата иностранных дел в
аппарат ЦК, на низовую работу никто меня не принуждал. К моменту ухода из НКИД
я занимал должность заведующего вспомогательного бюро. Это бюро было специально
создано для разработки секретных материалов VIIV и разведуправления Красной
Армии. Кроме того, на этой должности я имел доступ ко всей секретной переписке
Народного комиссариата иностранных дел. Я ушел из НКИД, так как на этой работе
не имел никакого касательства к живому делу. В силу этого мои стремления к
оперативной работе были очевидны. Я просил ЦК через посредство тов. Литвинова
пересмотреть решение о направлении меня на работу в Лигу Наций. Через тов.
Литвинова я, начиная с 1934 года, неоднократно устно и письменно ставил вопрос
о переводе меня на какую угодно работу внутри Союза.
Работая в Женеве, я был в курсе всех перипетий нашей внешней политики —
благодаря частым наездам нашей делегации в тот период и благодаря контакту с
Парижским полпредством. Я домогался освобождения от работы в Женеве, так как в
основном был лишь в роли наблюдателя среди руководства.
Сознание, что ни в моем настоящем, ни в моем прошлом нет ничего, из-за чего
меня следовало исключать из партии, побуждает меня еще раз обратиться
непосредственно к вам, товарищ Сталин».
К этому стоит добавить, что Розенберг совместно с агентом советской разведки,
корреспондентом ТАСС в Париже В. Кином провели труднейшую работу по выявлению
реальной позиции фашистского банкира Шахта в отношении к Советскому Союзу. Но
тем не менее и Кина, и Розенберга, и замнаркома иностранных дел, бывшего посла
в Берлине Н. Крестинского не миновала трагическая участь. Они были арестованы и
казнены якобы за шпионаж и измену.
Чудовищные обвинения, предъявленные Крестинскому и Розенбергу в попытке
установить секретные контакты с немецкими властями, имели под собой тайную
|
|