наступающем 1945 году. Некоторая скованность, чувствовавшаяся вначале, вскоре 
исчезла. Разговор стал общим. Хозяин не соблюдал строгого ритуала: после 
нескольких тостов поднялся из-за стола, закурил трубку и вступил в беседу с 
кем-то из гостей. Остальные не преминули воспользоваться свободой, разбились на 
группы, послышался смех, голоса стали громкими. 

С. М. Буденный внес из прихожей баян, привезенный с собой, сел на жесткий стул 
и растянул мехи. Играл он мастерски. Преимущественно русские народные песни, 
вальсы и польки. Как всякий истый баянист, склонялся ухом к инструменту. 
Заметно было, что это любимое его развлечение. 

К Семену Михайловичу подсел К. Е. Ворошилов. Потом подошли и многие другие. 

Когда Буденный устал играть, Сталин завел патефон. Пластинки выбирал сам. Гости 
пытались танцевать, но дама была одна, и с танцами ничего не получилось. Тогда 
хозяин дома извлек из стойки пластинок "Барыню". С. М. Буденный не усидел - 
пустился в пляс. Плясал он лихо, вприсядку, с прихлопыванием ладонями по 
коленям и голенищам сапог. Все от души аплодировали ему. 

Гвоздем музыкальной программы были записи военных песен в исполнении ансамбля 
профессора А. В. Александрова. Эти песни все мы знали и дружно стали подпевать. 


Возвращались из Кунцева уже около трех часов ночи. Первая за время войны 
встреча Нового года не в служебной обстановке порождала раздумья. По всему 
чувствовался недалекий конец войны. Дышалось уже легче, хотя мы-то знали, что в 
самое ближайшее время начнется новое грандиозное наступление, впереди еще не 
одно тяжелое сражение. 

Алексей Иннокентьевич вдруг предложил не возвращаться, как всегда, на службу, а 
поехать ночевать домой. Новый год начинался как-то совсем по-мирному. И 
праздничный прием у Верховного Главнокомандующего, и ночевка дома - все это 
было вопреки режиму, установившемуся в Генштабе во время войны. 

Но облик Москвы все еще был военным. Мы ехали по темным, пустынным улицам, мимо 
промороженных домов с плотно зашторенными окнами. Лишь кое-где из-за стекол 
пробивались робкие лучики. Комендантские патрули и дежурные бойцы ПВО уже не 
так строго взыскивали за подобные нарушения. 

Словом, все в ту ночь напоминало, что война приближается к финишу. 

Планирование заключительного этапа вооруженной борьбы на советско-германском 
фронте началось еще в ходе летне-осенней кампании 1944 года. Практические 
выводы из стратегической обстановки возникли в Генштабе и Ставке не сразу, в 
результате какого-то единовременного акта. Они формировались постепенно, в 
процессе текущей работы. 

Итоги беспримерного нашего наступления летом и осенью 1944 года на всех без 
исключения направлениях были более чем обнадеживающими. Советская Армия 
разгромила 219 неприятельских дивизий и 22 бригады. Противник потерял в общей 
сложности 1 600 000 человек, 6 700 танков, 28 000 орудий и минометов, 12 000 
самолетов. Восполнить эти потери фашистская Германия уже не могла. Велика была 
и сила морального урона, который потерпел враг. 

К концу октября 1944 года советские войска стояли на границе с Финляндией и 
успешно наступали в Северной Норвегии, очистили территорию Прибалтики, кроме 
полуострова Сырвэ и Курляндии, вторглись в Восточную Пруссию до рубежа Гольдап, 
Августов. К югу от Восточной Пруссии на ряде участков были форсированы Нарев и 
Висла, захвачены важные плацдармы в районах Рожан, Сероцка, Магнушева, Пулав, 
Сандомира; впереди простиралось берлинское стратегическое направление. 2-й 
Украинский фронт выходил на Будапешт. 3-м Украинским фронтом 20 октября была 
освобождена столица Югославии Белград. 

Победы, однако, давались нам нелегко. Дивизии поредели. Темп их продвижения 
вперед заметно снизился. За счет ослабления некоторых участков своей обороны в 
Западной Европе Гитлеру удалось осуществить маневр частью сил на восток и 
создать здесь сплошной и прочный фронт, прорыв которого требовал серьезной 
подготовки. 

Генеральный штаб хорошо понимал всю сложность дальнейшего раз-вития успеха. 
Условия и перспективы наступления не везде были одинаковы. 

Оборона противника в Курляндии отличалась исключительной прочностью. Прорыв ее 
и разгром трех десятков окопавшихся там дивизий мог обойтись нам чрезвычайно 
дорого. 

Положение в Восточной Пруссии казалось более благоприятным. 3-й Белорусский 
фронт обладал по сравнению с противостоящим ему неприятелем некоторым 
превосходством в силах{17}. Исходя из этого, Генеральный штаб полагал возможным 
при некотором дополнительном усилении наших войск за счет резервов Верховного