проведенное обсуждение представлялось как обычное подготовительное мероприятие 
накануне предстоящей операции. Однако К. Е. Ворошилов решил иначе: он предложил 
оформить особый протокол ко взаимодействию армии с флотом, записав туда все, 
что возлагалось на флот и что на армию, а затем скрепить все это подписями 
ответственных представителей каждой из заинтересованных сторон. Всего на 
протоколе, но определению К. Е. Ворошилова, должно было красоваться десять 
подписей, включая его собственную и мою. 

К этому времени я уже отлично знал работу Ставки и отношение ее членов, 
особенно И. В. Сталина, к порядку решения важных вопросов. На моей памяти 
бывали случаи, когда в Ставку поступали документы за многими подписями. 
Верховный Главнокомандующий резко критиковал их, усматривая в таких действиях 
нежелание единоначальника или Военного совета взять на себя ответственность за 
принятое решение или, что еще хуже, их неверие в правильность собственных 
предложении. 

- Вот и собирают подписи,- говорил он,- чтобы убедить самих себя и нас. 

Верховный требовал, чтобы все представляемые в Ставку документы подписывали 
командующий и начальник штаба, а наиболее важные (например, ежедневные итоговые 
донесения и планы операций) скреплялись бы тремя подписями: к первым двум 
добавлялась еще подпись члена Военного совета. 

Я откровенно высказал Клименту Ефремовичу свои опасения насчет предложенного им 
протокола и просил, чтобы этот документ подписали по крайней мере не более трех 
лиц. Но Климент Ефремович расценил это как неуважение к присутствующим, как 
попытку присвоения коллективно выработанного решения. Он настоял на своем, и 
документ был подписан десятью персонами. Назвали его так: "Протокол совместного 
совещания военных советов Отдельной Приморской армии (генерал-полковник Петров, 
генерал-майор Баюков, генерал-майор Соломко и генерал-лейтенант Мельник) и 
Черноморского флота (вице-адмирал Владимирский и контр-адмирал Кулаков) с 
участием Маршала Советского Союза тов. Ворошилова К. Е., начальника 
Оперативного управления Генштаба генерал-полковника тов. Штеменко, заместителя 
наркома военморфлота генерал-лейтенанта тов. Рогова и главного контролера по 
НКВМФлоту Наркомата госконтроля инженер-капитана 1 ранга тов. Эрайзера - по 
вопросу перевозок войск и грузов через Керченский пролив". 

Когда лестница подписей была наконец заполнена, я еще раз заявил, что поступили 
мы неправильно и уж мне-то обязательно попадет за такое отступление от правил 
оформления важной оперативной документации. Климент Ефремович только посмеялся 
над этим. Протокол послали. При очередном разговоре по телефону с Антоновым я 
узнал, что Сталин и впрямь очень бранил нас за этот документ. 

В тот же день из Москвы было получено сообщение об утверждении плана основной 
операции Отдельной Приморской армии. Из резервов Ставки И. Е. Петрову была 
передана 9-я Краснознаменная пластунская дивизия, сформированная из кубанских 
казаков. Командиру ее генерал-майору П. И. Метальникову командующий армией 
сразу же поставил задачу готовить личный состав к наступательным действиям. Для 
этого была подобрана соответствующая местность на материке с точным 
воспроизведением обстановки плацдарма: переднего края противника и наших окопов,
 боевых порядков и расстояний между отдельными их элементами. 

Мы несколько раз бывали на занятиях в этой дивизии. Однажды Климент Ефремович 
потребовал, чтобы все отправились туда верхом. Я пытался воспротивиться, 
доказывал, что совершенно ни к чему трястись на коне 20 километров, теряя 
драгоценное время. Но тщетно. Климент Ефремович заявил, что у меня недостает 
понимания психологии казаков. Пришлось ехать. Кое-как на случайных, плохо 
выезженных лошадях мы добрались до цели, а обратно возвращались уже в 
автомашинах. Но потом в течение нескольких дней некоторые, кто не ездил прежде 
верхом, как говорится, не могли прийти в норму и вынуждены были больше стоять, 
чем сидеть. Да и сам Климент Ефремович в дальнейшем отказался от такого способа 
передвижения. 

Не сразу решился вопрос о методах использования этой дивизии в бою. 
Предлагалось, например, чтобы пластуны ночью бесшумно подползли к первой 
траншее немцев (на то они и пластуны!), ворвались в нее без выстрела, 
уничтожили противника холодным оружием, а затем бы уже открывался огонь по 
глубине обороны и начиналась нормальная атака. 

Этот метод был чреват всякими неожиданностями. Атаковать неподавленную артогнем 
оборону немцев, подползая к ней на животе, являлось делом весьма рискованным. 
Даже в случае успешного захвата первой траншеи современная оборона не могла 
рухнуть. Все равно требовалась артиллерийская подготовка, а затем нужно идти в 
атаку. Наиболее же вероятно, что романтичный маневр целой дивизии ползком будет 
своевременно обнаружен противником и сорван с большими для нас потерями. 

Однако сторонники этого метода действий твердо стояли на своем. Тогда мы 
испробовали его на занятиях, после чего всем стало ясно, что атаковать надо 
обычным способом. Пластуны пластунами, а времена таких атак давно прошли. 
Теперь была не Крымская война.