Добряков потерял ориентировку и теперь решил выходить в ту сторону, где было 
слышно меньше гудков машин, предполагая, что наибольшее количество машин или в 
центре города, или на автомагистрали. Бесшумно он подошел к ограде, но, услышав 
гул моторов, не стал ее преодолевать. Вскоре мимо прошла автомашина с 
затемненными фарами и высоким тентом. Не успела она скрыться, как Добряков 
услышал топот кованых сапог. У механика наготове были три гранаты и автомат с 
неполным диском патронов, но он замер и ничем не выдал своего присутствия. 
Взвод немцев прошел мимо летчика. 

"Эх! - размышлял он, - некуда отойти, а то угостил бы гранатой, да полоснул из 
автомата, так мало кто и остался бы". 

А понурые, видимо, усталые солдаты уже прошли мимо без всяких мер охранения. 
Они чувствовали себя в полной безопасности. Опять послышался гул мотора. 
Добрякову нестерпимо хотелось пить, и он возвратился к полуразрушенному дому, 
но воды не нашел. Подошел опять к ограде и, не заметив ничего подозрительного, 
тихо перелез через нее, быстро перебежал через улицу, перемахнул через другую 
невысокую ограду и очутился опять в саду. В глубине большого сада стоял 
одинокий дом. Через щели в ставнях пробивался яркий свет. 

"Ну и муть, - думал Добряков. - Через улицу еще перебежал, а тут и по саду 
пройти нельзя, а мне надо спешить, чтобы к утру быть в лесу". 

И он пошел вдоль ограды. Это хотя и увеличивало вдвое путь до следующей улицы, 
но было более безопасно, как он понимал. 

Он шел медленно, останавливался и вслушивался. Когда подошел к ограде, 
выходящей на следующую улицу, которую ему нужно было переходить, он остановился 
и отчетливо услышал звуки вальса. Никаких признаков охраны не было видно. Иван 
Михайлович решил пойти к дому и поискать воды. Чем ближе он подкрадывался к 
дому, тем громче доносились голоса и музыка. Вот он заметил бочку под 
водосточной трубой. Жажда пересилила осторожность, пилот осторожно подошел к 
котлу и стал пить воду. Не успел он напиться, как открылась дверь, и из дома 
вышел немецкий офицер с женщиной. Гитлеровец включил электрический фонарик и 
лучи света стали блуждать по саду. Бежать было невозможно. Добряков замер на 
месте, готовясь к бою. Но, к счастью, его никто не заметил. Весело болтая, пара 
пошла к выходу. 

Отсидевшись механик вышел к ограде, не заметив ничего подозрительного, перелез 
через нее и очутился на улице. Прислушался и тихо, но быстро, перешел через нее.
 Но следующая ограда оказалась настолько высокой, что ее он не смог преодолеть. 
Вдали послышались шаги и разговор - кто-то шел вдоль улицы. Деваться было 
некуда, и Добряков вновь пересек улицу, скрылся за оградой в саду, где он пил 
воду. Прошел вдоль ограды, пока напротив не кончился непреодолимый забор. Еще 
раз перешел через улицу, преодолел невысокую ограду и попал в другой обширный 
заросший сад. В нем он не обнаружил ничего подозрительного и быстро, никем не 
замеченный, дошел до противоположной стороны участка, но улицу перейти не 
удалось. 

Впереди была видна высокая белая ограда и на ее фоне пилот заметил первый 
патруль. Он в раздумье остановился. Ночную тишину неожиданно нарушили 
душераздирающие крики, ругань, понукающие выкрики. Острый слух Добрякова 
отчетливо различал дорогие ему русские слова, переплетавшиеся со стонами и 
воплями. У механика по коже прошел мороз. 

"Сволочи. Никак пытают", - подумал он. 

Вскоре открылись массивные ворота, и вдали показались огни машины, из которой 
доносились слабые стоны и редкие громкие выкрики немцев. Выйдя из ворот, 
автомашина остановилась на дороге, всего в шести метрах от притаившегося 
механика. Затем появилась легковая автомашина, и страшный фургон поехал вслед 
за ней. Добряков оцепенел. На его глазах гитлеровцы увозили машину со своими 
жертвами, а он, вооруженный летчик, стоит, скрываясь в темноте и ничего не 
предпринимает для спасения несчастных, которые, возможно, направились на 
закрытой автомашине в свой последний путь. Когда страшные машины скрылись, 
потрясенный виденным борт-механик пытался выйти из сада, но безуспешно: по 
улице ходили то патрули, то машины. С ужасом он заметил, что рассветает. 
Длинная ночь для него прошла очень быстро. За всю ночь он только напился, да 
перешел из одного сада в другой. Если его не дождутся на сборном пункте, что он 
будет делать без карты, без продовольствия? Во дворе и в саду не было никаких 
укрытий, кроме зарослей кустарника. 

Добряков выбрал наиболее густые кусты и в них расположился на дневку. Вскоре он 
почувствовал холод - особенно в тех местах, где одежда промокла. Добряков 
проложил между промокшей одеждой и телом оказавшуюся у него сухую газету, 
покушал остатки своего неприкосновенного запаса и свернулся калачиком. 

День для него казался чрезвычайно длинным, точно земля прекратила движение 
вокруг своей оси. Но надо было лежать спокойно, чтобы ничем не выдать своего 
присутствия.