приказ жолнерам нарушить немецкую границу да еще атаковать? Всполошенно 
названивали в воинские гарнизоны, стоящие поблизости от границы, справлялись - 
уж не по воздуху ли заброшены обреченные на гибель парни! 

Польские штабисты и дежурные отвечали, что никто и не помышлял о каком-то 
десанте, да и вообще не снаряжал этих невесть откуда взявшихся солдат. Майор 
Скрижевский из кавалерийской инспекции, всю ночь прокутивший в ресторане, 
бурчал в ответ воинственно: 

- Что? В атаку перешли? Я так и знал! Пора и нам седлать коней! 

Между тем на поле, неожиданно ставшем кровавым, продолжалась жестокая свалка. 
Противники - солдаты в немецких и польских мундирах - сходились врукопашную, 
нещадно били друг друга прикладами, расстреливали в упор... 

После упорной потасовки небольшой группе одетых в польскую форму солдат удалось 
захватить радиостанцию в Глейвице. В эфир на чистейшем польском языке понеслось 
воззвание, что началась война и польская шляхта именем Речи Посполитой клянется 
довести эту войну до победного конца, если германские войска заранее не сложат 
оружия... 

В полдень, в самый канун событий в Глейвице, Гитлер возбужденно расхаживал по 
кабинету имперской канцелярии. Верблюжий ковер, застилавший паркет, придавал 
его движениям приятную легкость. Подойдя к глобусу, который приходился ему по 
самые плечи, фюрер вперил глаза в Польшу. Постоял немного, подумал - в который 
уже раз! - об англичанах и французах: "Неужели они посмеют из-за какого-то 
чужого коридора и Данцига вступить в войну на стороне Польши?" 

Гитлер отошел от глобуса, задержался у проема окна. Поглядел на Бранденбургские 
ворота. Кони, впряженные в колесницу, будто готовы соскочить сверху и мчаться 
дальше, по Унтер-ден-Линден. Фюрер перевел взгляд на эту широкую, обсаженную 
липами улицу. По ней прогуливались горожане. Одна женщина вела на ремешке 
ребенка. Неуверенно и трудно ступая, ребенок то и дело падал, но мать 
удерживала его на поводке. Это были первые детские шаги... 

На мгновение у Гитлера мелькнула жалость. "Война. Не отнимет ли она у этого 
ребенка начатую жизнь?" - подсказал ему какой-то чужой голос, но фюрер 
отмахнулся от этой мысли. Все-таки фортуна ему улыбнулась. Никому и в голову не 
придет так ловко одурачить своих противников. Еще бы! Риббентроп едет в Москву, 
а в это время - 22 августа - он, фюрер, собирает у себя в Берхтесгадене 
генералов. Что он им сказал? Ах да, вот что: "Я дам пропагандистский повод к 
войне... Победителей не спрашивают, была ли это правда или нет. При 
развязывании и ведении войны важно не право, а победа... Наша сила - в 
подвижности и жестокости. Чингисхан с полным сознанием и легким сердцем погнал 
на смерть миллионы детей и женщин. Однако история видит в нем лишь великого 
основателя государства. Мне безразлично, что говорит обо мне одряхлевшая 
западная цивилизация..." Короче говоря, он, фюрер, тогда закончил свою речь 
словами: "Польша будет обезлюжена и населена немцами. А в дальнейшем, господа, 
с Россией случится то же самое, что я проделаю с Польшей... Итак, вперед на 
врага! Встречу отпразднуем в Варшаве!" - Гитлер видит, какое впечатление эти 
слова произвели на генералов. Герман Геринг вскочил на стол. Как он, толстый, 
мог так мгновенно прыгнуть! И плясал. Плясал Как одержимый, выкрикивая слова 
благодарности. Лишь немногие молчали. "Шут с ними! У них нет такой воли, как у 
меня, фюрера", - вновь подумал Гитлер. 

Перебирая в памяти события этих дней, фюрер испытывал душевное удовлетворение. 
Он вновь подошел к окну, поглядел на Бранденбургские ворота. Отсюда Германия 
всегда начинала победные марши, войны. Вспомнилось Гитлеру, что и в день его 
прихода к власти - 30 января 1933 года - нацисты устроили факельное шествие 
через Бранденбургские ворота. И ему вдруг привиделось, что вздыбленные кони не 
отлиты из металла, а живые, и по его велению скачут с колесницей победы. 

Он вернулся к столу, раскрыл блокнот и твердой рукою вывел заголовок приказа: 

"Распоряжение No 1 по ведению войны". 

Торопливо, едва поспевая за ходом собственных мыслей, писал: 

"После того как исчерпаны все политические возможности для устранения мирным 
путем нетерпимого для Германии положения на восточной границе, я решился на то, 
чтобы разрешить этот вопрос силой. Западную границу ни в одном месте на суше не 
переходить без моего специального разрешения..." Он опять подумал об англичанах 
и французах: "Чудаки, я же пока не собираюсь с вами ссориться. Вот даже в 
приказе отмечаю. Дайте же мне выход через Польшу к русской границе!" 

Фюрер отвернул листок настольного календаря и жирным кругом обвел дату - 1 
сентября 1939 года. Довольно медлить! Решено! И бросил карандаш так, что он, 
подпрыгнув на столе, отлетел в угол. 

Покончив с делами, Гитлер не уехал из имперской канцелярии к себе в замок. Он