- Братка, да они же переночевали, - сказал он, потирая слезившиеся от смеха 
глаза, - и убрались в пущу. В самую глубинку. 

Болото скоро кончилось. Показалась дорога, петлистая и наслеженная. Она 
поднималась на изволок и вела через поле в деревню. Местами на бугорках ветром 
сдуло снег, обнажилась талая, сладко пахнущая зелень озими. 

Николай Григорьевич знал, что зеленя - самая лакомая приманка для зайцев; 
предложил сделать заход, чтобы прочесать поле. Условились держаться порознь, 
хотя и не дальше ружейного выстрела. Громыка взял с собой Алешу, пошел сбоку 
дороги, обсаженной молодыми березками. Тем временем Николай Григорьевич, держа 
ружье на взводе, зашагал прямиком через поле. И хотя резиновые сапоги хлябали и 
в них трудно было двигаться, Шмелев шел бодро, чувствуя, что от нетерпеливого 
ожидания несет его, как на крыльях. 

В ложбине на снегу показался четкий след. Шмелев окинул глазами ложбину, норовя 
раньше, чем поднимется заяц, отыскать лежку. Но поле словно прикорнуло в зимней 
дреме, только зябко дрожали на ветру березки у дороги. А следы увертливо 
петляли, пересекали друг друга. "Ну и хитрец! Отводит. Хочет сбить с толку". 

По всем приметам, лежка его близко. Но где? Может, вон под теми кочками, в 
березняке? Нет, там только что прошли Громыка и Алеша. И вдруг ему показалось, 
что одна бурая кочка как бы вздрогнула, взметнулась снежная пыль. 

Весь на виду, понесся заяц сбивчиво. Николай Григорьевич ловко вскинул ружье, и 
его палец коснулся металла. Тишину вспорол выстрел. Заяц раза два прянул ушами, 
пошел дальше. Шмелев хотел накрыть вторым зарядом и огорчился: крупный, с 
рыжими подпалинами заяц уходил. 

Шмелев бросился вдогонку. Шагах в ста от него заяц остановился и, будто дразня, 
поводил трубчатыми ушами. Второй выстрел, кажется, не достал его. Шмелев на 
ходу переломил ружье, чтобы перезарядить, но, как нарочно, бумажный патрон 
заело в стволе. И пока он пытался выдернуть патрон, заяц сорвался с места, 
виляющими подскоками отбежал и опять присел. "Подранок", - подумал Николай 
Григорьевич. Но заяц не дал ему приблизиться, снова вскочил и ошалело бросился 
вдоль чернеющей борозды. "Ух, черт, уйдет!" - мелькнуло в голове. В азарте 
Шмелев сбросил на бегу один сапог, другой... Портянки сами собой размотались, и,
 оказавшись в носках, он побежал легко и быстро. 

Кое-как удалось втолкнуть назад застрявшую гильзу. Потом он сдернул застежку 
патронташа и, выхватив свежий патрон, торопливо зарядил один ствол. Тем 
временем заяц, припадая на заднюю ногу, вяло одолел еще с десяток метров, 
избоченился, скосил на охотника огнисто-пугливые глаза. Оглушаемый ударами 
сердца, Шмелев даже не услышал, как раздался выстрел. Потом тихо, совсем уже не 
спеша, пошел к своей добыче. 

Заяц лежал на мерзлой земле, судорожно бился и кричал пронзительно-тонким 
голосом. В этом крике вдруг явственно послышался Шмелеву плач ребенка, и он, 
чтобы не слышать этого голоса, отвернулся и отошел. 

- Ого, какой! И не поднять! - услышал он голос Алеши и оглянулся. Радостно 
возбужденный сынишка поднес и положил к его ногам зайца, который теперь казался 
необычайно вытянувшимся. Это был старый, широкогрудый, усатый, с темной полосой 
вдоль спины русак. Задняя нога у него была откинута, и на ослепительно-белый 
снег стекали рдяные капли крови. 

- Скорее убери его, сынок! - коротко бросил Шмелев, не любивший глядеть на 
кровь. 

Громыка хотел поздравить Николая Григорьевича с добычей, но увидел на его лице 
бледность, встревоженно спросил: 

- Что с вами? 

- Так... ничего... Отойдет, - глухо ответил Шмелев, потом надел принесенные 
сыном резиновые сапоги и медлен но, устало побрел на дорогу. 

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ 

Всякий человек верит в свои убеждения. 

У одного эта вера идет от ума, у другого - от сознания собственной власти. И те 
и другие считают себя правыми и, сталкиваясь друг с другом, редко когда 
примиряются. Человек, наделенный умом, глубоко преданный делу, которому отдает 
себя, никогда не уступит своих позиций, но и не обидит другого. И, наоборот, 
тщеславный, самолюбивый, как правило, не одаренный умом, но мнящий себя 
всесильным прибегнет к любым средствам, чтобы утопить другого, а самому 
подняться. 

Борьба между ними обычно кончается падением одного и торжеством другого.